Кто ж правит нынешней Россией?
Докладываю: как сообщил журнал "Москоу мэгэзин" (1992 г., апрель-май, с.47), издающийся в Москве для иностранных гостей, "Проблема российского правительства заключается в том, что, по крайней мере, 70 % мужчин в кабинете президента Б.Ельцина – гомосексуалисты".
Не очень, по всей видимости, разнятся цифры и по составу Совета Федерации, и по составу Государственной Думы. И тогда становятся совершенно ясным, почему законы, направленные на защиту трезвости, нравственности и морали наглухо увязают и благополучно помирают в дебрях этих структур.
Между прочим, "эти структуры" не с Луны свалились – они плоды нашей культуры. Для создания этих плодов всю жизнь свою положили О.Ефремов, Т.Доронина, О.Табаков, С.Говорухин... Тот самый Говорухин, который подсуетился в развращении народа с помощью гнусноватой киноленты "Асса". Сегодня этот режиссер заявляет: я признаю – не нужно было такой фильм снимать. Да разве дело только в этом фильме, Станислав Сергеевич? Да та сигарета, которую вы – известнейший в России человек - постоянно мусолите в руках своих, гарцуя перед телекамерами, те рюмки, выпитые напоказ в телепрограмме "Личное дело" – это ведь куда пострашнее вашей "Ассы" и тех убогих проституток с Тверской, против которых вы так неистово боретесь!
Меня всегда поражала и в журналистах, и в киноартистах, и в околокультурных пристебаях некая всегдашняя двоякость. Нет, они не то, чтоб "такие, как вы хотите", но такие, за каких заплачено. И, вместе с тем, могут вдруг вспомнить, что "не все продается".
Вот, скажем, Елена Яковлева – та самая, которая снялась в "Интердевочке", вдруг наотрез отказывается, в отличие от актрисы Натальи Негоды, фотографироваться для журнала "Плейбой"?! И кто бы мог подумать?..
А вот, что сказал в одном из последних интервью Л.Броневой: "Я не тусуюсь. Я вообще боюсь шумных компаний, не умею вести себя там естественно, становлюсь мрачным и замкнутым. К тому же не люблю этих пустых встреч, разговоров ни о чем. Стыдно за откровенную жратву и питье на экране. Вы оглянитесь вокруг, как люди живут. Смотришь телевизор, и, если бы не был мужчиной, заплакал бы. Всех жалко, и ничем не поможешь… Живите хорошо, но не выпендривайтесь!…"
А вот из воспоминаний Льва Дурова:
"Мой папа никогда в жизни не пил и не курил. Только раз пришел домой с папиросами в кармане – в этот день его призвали в армию. Во время войны. А бросил курить сразу, едва вернулся с фронта. Отец никогда не произносил бранных слов. Как только он появлялся во дворе, умолкали все матерщинники, которые там играли в карты и в домино. Все, даже блатные. Они считали, что при дяде Косте ругаться нельзя…"
Из последних интервью Л.Дурова: "…стыдно мне мелькать на телевидении в тусовках с бокалом шампанского и бутербродом с икрой. Мне было бы неловко, если бы меня увидели с этим бутербродом пенсионеры.
Однажды в Ленинграде я искал Юрия Никулина в цирковой гостинице. Иду, а мне навстречу – один старый артист навеселе и говорит так горестно: "Дуров, скажи, зачем дают артисту выходной?" И поплелся мимо меня. Я понял, что артисту выходного дня не надо давать. Было очень смешно, он так искренне это спросил, что стало понятно: из-за выходного он превратился в свинью, а не дали бы, он бы сейчас спокойно работал. Я же предпочитаю пролежать целый день на диване и смотреть телевизор. Хотя когда-нибудь меня все равно положат, если не навсегда, то на время (не дай Бог такого). Я боюсь только одного: тяжело заболеть. Умереть сразу я не боюсь, потому что все мы смертны, а стать обузой и самого себя ненавидеть за слабость, за немощь – вот это ужасно. Я хотел бы умереть мгновенно, как многие актеры…".
Оказывается и Сергею Шакурову не все равно за что деньги получать:
"Многие роли просто неприличные. Чернушные сюжеты, раздевания, вплоть до демонстрации всех частей тела. Если я снимусь в такой картине, порядочные люди мне потом руки не подадут!..".
А вот несколько строк к портрету Владимира Гостюхина:
"После событий 93-го года, когда я даже в кошмарном сне не мог представить, что в центре Москвы танки откроют огонь и людей будут убивать просто так, Окуджава приехал на гастроли в Минск, и выставили большой пикет около филармонии, где он выступал. А я читал интервью, где он говорил, что наслаждался произошедшим, как детективом. Не знаю, почему он так сказал. Окуджава – моя молодость, я все его песни знаю наизусть, нежный человек. И вдруг такая радость по поводу убиения людей! Для меня это было настолько сильным потрясением, что я просто разорвал конверт и разбил его пластинку перед концертом. Был большой шум. В Верховном Совете в Минске этому было посвящено заседание. Призывали меня посадить. Это был кошмар!..
Когда Окуджавы не стало, я помолился за него. Я не могу радоваться и наблюдать с наслаждением смерть даже идейного врага…"
И еще несколько фраз:
"Для меня было принципиально снять традиционный советский фильм. Зрителю нужны нравственные идеалы, а я – за нравственность в кино. С некоторых фильмов я просто ухожу. В картинах все время ругаются матом! На одном я встал и попросил вывести детей из зала…".
А вот позиции Л.Полищук:
"Я соглашаюсь сниматься не всегда. Мне не хватает на жизнь, но это вовсе не означает, что ради денег я готова играть любую роль в любом фильме.
Например, мне дважды предлагали сыграть лесбиянок. Одну – в антураже женской тюрьмы, другую – просто по жизни. Отказалась, хотя предлагали потрясающие гонорары. Речь шла о десятках миллионов российских рублей. Не буду называть его фамилию, но я ответила продюсеру приблизительно так: половину своей карьеры в кино я играла б..., причем очень хорошо играла. Так вот, если я так же хорошо (плохо играть попросту не могу) сыграю лесбиянку, то оставшуюся часть жизни придется играть только что-то подобное.
Так что дело не только в деньгах...".
Ну, как видите, даже у Л.Полищук есть свои рамки, за которые они не смеет ступить.
Какие-никакие, но принципы появились вдруг и у нашего поборника демократии, горячего сторонника Б.Ельцина – М.Ульянова, в интервью газете "Собеседник" в феврале 1997 года сказавшего буквально следующее:
"Жить мне сегодня неуютно. О каком уюте речь, если даже по улицам ходить опасно, если страшно за детей.
Я живу на Тверской, и что я вижу? Я не пойму, что это за улица, что за московская Сен-Дени? Главная улица столицы, выходящая на Кремль, - улица проституток?
Восстанавливаем храмы, а души людские ломаем. Реконструируем церкви, а по телевизору пускаем одну стрельбу и поножовщину. Зачем нам храмы, если к ним нет дороги? Пройдите по улицам, посмотрите, сколько на них психически больных. Люди повредились рассудком, ум за разум заходит от окружающей жизни. Хоть бы кто-нибудь наверху прокукарекал что-нибудь здравое, мудрое. А пока этого нет, приходится ждать. И бороться, чтобы дождаться. Все борются, и я борюсь, защищаюсь – работой, домом, семьей. А куда деваться? На том стоим..."
Есть свои принципы, и даже кое-что еще и у актрисы Л.Хитяевой, которая на исходе седьмого десятка говорит:
"Я живу сейчас полноценной жизнью. Возраста не ощущаю вовсе, чувствую себя на 30 лет, не больше. И физически, и эмоционально. Все, что нужно женщине, у меня есть. И любовь есть, и влюбленность, и любовники. Все есть на 100 процентов...
Один из моих поклонников – Сережа. Ему сейчас 33 года.
Я верующий человек и потому совестливый".
Согласимся, читатель, с тем, что возраст все-таки нужно хоть немного-то ощущать, дабы не впадать в диссонанс с естеством.
С удовольствием можем мы послушать и курильщика Р.Быкова:
"В конце 1996 года мне сделали серьезную операцию, и я на три месяца угодил на больничную койку. Какие развлечения в больнице? Книги да телевизор. Я смотрел все подряд, с утра до вечера шарил по каналам. Через пару дней на вопрос профессора о самочувствии я ответил: "Плохо". Врач встревожился, а я говорю: "Дело не в операции. У меня болит не рана после скальпеля, а душа после телепередач". Оказывается, самая большая беда, которая грозит русскому народу, это кариес, самая большая радость – угаданная мелодия, самый дорогой подарок для любимой – "Ойл оф юлэй", самая необходимая вещь в быту – памперсы и гигиенические прокладки... Мне вдруг стало ясно: или это телевидение от другого народа, или же этот народ от другого телевидения".
И еще один недовольный результатами своей деятельности – Г.Жженов:
"Современные политики мне отвратительны. Когда с экрана телевизора отцы нации говорят о своих доходах, когда я вижу трехэтажные каменные особняки генералов, читаю и слышу, что рабочие объявляют голодовки, потому что им не платят заработную плату, то понимаю, что живу в больном государстве. Даже в своем родном театре я, русский актер, играю все больше иностранцев. Я никогда не паниковал и никогда не поносил свою собственную судьбу, мне всегда было за "державу обидно".
А вот и голос киноактера Н.Олялина: "Я человек верующий. Крещен был еще с детства, но поначалу вера была чисто интуитивной, а с годами включилось и сознание".
Это говорит тот самый Н.Олянин, который в рекламном ролике рекламно заливает в себя стопарь водки. Я не спорю, г.Олялин, что вы – верующий, но – во что?
Слушая таких, как вы, как не вспомнить слова преждевременно усопшего А.Вампилова: "Не ищите подлецов. Подлости совершают хорошие люди".
Смотря кинороли таких "верующих", как Н.Олялин, как не вспомнить и слова Л.Н.Толстого:
"Каждой рюмкой выпитого вина мы служим тому страшному дьявольскому делу, от которого гибнут лучшие силы человеческие. …В деле потребления вина нет теперь середины, и хотим мы или не хотим этого, мы должны выбрать одно из двух: служить Богу или маммоне".
"Мы должны выбирать одно из двух...". Но мы - выбираем все, и в итоге остаемся ни с чем! Мы из двух зол выбираем меньшее, и в результате, через зло меньшее, словно через врата распахнутые, входит и зло большее. Но самое страшное даже не в этом, а в том, что наша толерантность к произволу, к неправде, к неправедному стала столь потрясающа и всеобща, что имя ей уже не простое потворство - прямое участие! Не о том ли говорил Василий Васильевич Розанов:
"Механизм гибели европейской цивилизации будет заключаться в параличе защитной реакции от всякого зла, всякого негодяйства, всякого злодеяния. И, в конце концов, злодеи разорвут мир"? (Избранное. Нью-Йорк, 1956 г.)
И наши жрецы культуры все это прекрасно понимают. И, как В.Лановой все это прекрасно формулируют в своих интервью:
"Сегодня страна быстрее разрушается, чем после семнадцатого. Сейчас у России не русское лицо, не западное, а какое-то третье. Почему мы отдаем свои территории? Англия не отдает свою Северную провинцию. Сколько лет из-за нее идет война. Калифорния трижды пыталась выйти из США... Не смогла. А от нас требуют, чтобы мы вели себя демократично. Надо задуматься: кому это выгодно – "разбиться" на тысячи кусочков?
В развале страны интеллигенции можно предъявить очень большой счет. Самое горькое – видеть, как интеллигенция учит нас жить по ТВ, а их семьи уже давно живут за границей. Те демократы, которые пришли с Ельциным, побеждали с Ельциным, уже живут на Западе. И дело свое открыли, а сюда приезжают на заседания.
Можно сказать о своих двух самых больших потрясениях в последнее время? Недавно мы летали в Китай в большом самолете. Человек десять летели по делам работы. Остальные триста сорок человек – молодежь от 20 до 25 лет – везла пуховики, натянув на себя по десять штук, чтобы не платить пошлину. Более тупых, более бессмысленных, жестоких, ихтиозавровых рож я не встречал. Когда мне говорят о "подвигах" молодежи прошлых лет, я как-то могу понять ее. Но новую молодежь – обмотанную пуховиками и в дым пьяную – нет... Если бы мои сыновья встали в торговые ряды, я бы их высек, как Тарас Бульба".
Так что наши деятели культуры – народ вменяемый, понимающий и даже где-то соболезнующий. И даже более того, сам где-то страдающий от того дерьма, в которое завел свой народ. Именно те деятели культуры, которые всю свою жизнь с театральных подмостков, с экрана ТВ и кино, в том числе и личным примером, остервенело лгали, оголтело боролись с нормальным, спокойно живущим обывателем, вели пропаганду алкогольно-табачной наркомании, пропаганду маниакально-депрессивного психоза, как наипривлекательнейшей формы поведения и стратегии жизни.
Отчего это все? Отчего такая двояковыгнутость? От беспринципности или от обилия принципов?
Кстати, заметим, что и все вышесказанное вышевзятые люди утверждали, т.е. осуществляли умственную деятельность только для того, чтобы помогло.
"Страдание – это побуждение к деятельности", - говорил Иммануил Кант, а деятельность нужна только для того, чтобы избавиться от страдания.
Человеку не страдающему деятельность ни к чему. И поэтому прав был некий мудрец, сказавший:
"Поэзия на злате чахнет".
И прав был А.Блок: "Чем хуже жить, тем лучше можно творить".
И, конечно же, прав был Ф.М.Достоевский, сказавший:
"Чтобы хорошо писать, страдать надо, страдать!".
А писать надо зачем? Для того чтобы с помощью писанины избавиться от страдания? Не глуповато ли так-то?
И хотя страдание уж никак нельзя отнести к состоянию нормальному, однажды уловив взаимозависимость между этим состоянием и способностью "хорошо писать", адепты люциферианства активно и неудержимо стремились к мученичеству. Так поступал, в частности, испанский художник, теоретик искусства Сальвадор Дали. Вот, что пишет он в своей книге "Дневник гения":
"Приступая к написанию нижеследующего, я надеваю фирменные кожаные туфли, которые никогда не способен был носить подолгу, ибо они ужасно жали. Обычно я надеваю их перед чтением лекций. Мучительная теснота, стискивающая ноги, возбуждает мои ораторские способности до предела. Острая, нестерпимая боль заставляет заливаться соловьем или петь подобно неаполитанским певцам, что тоже носят чрезмерно тесную обувь. Сильное внутреннее физическое напряжение, гнетущая пытка, производимая фирменными башмаками, побуждают меня к изречению чистых и высоких истин, вызванных к жизни предельной болью, терзающей ноги".
О том же и М.Горький в "Воспоминаниях" о Л.Андрееве:
"Да, он был очень одинок, но порою мне казалось, что он ревниво оберегает одиночество свое, оно дорого ему, как источник его фантастических вдохновений и плодотворная почва оригинальности его".
Если же человек "очень одинок" или испытывает "сильное внутреннее физическое напряжение", или просто "не в норме", он либо просто транслирует в окружающий мир это свое страдание, свою дисгармонию, выписывая которую, запечатлевая которую он нормализуется, либо пытается трансформировать, преобразовать свое страдание "в чистые и высокие истины". Вспомним сказанное: "Писатель пишет для того, чтобы помочь самому себе". Но в любом случае, при этом он и в мире создает материализованный дискомфорт, материализованное неблагополучие, памятник своей трагедии.
Достоевский писал в своих романах свою историю болезни, его романы были его лекарствами. И не будь этих лекарств, как знать, а не свихнулся бы он вовсе? Еще Аристотель заметил, что "Марк Сиракузский писал довольно хорошие стихи пока был маньяком, но, выздоровев, совершенно утратил эту способность". Согласитесь, можно предположить, что он и выздоровел-то (временно, разумеется) именно потому, что писал стихи.
Вспомним в этой связи и факт из жизни актера Р.Быкова:
"Фильм "Чучело" имел трудную судьбу. Среди его противников был один из членов Политбюро, который делал все для того, чтобы фильм не вышел на экраны. Буквально каждый день Быков воевал с ним, получал оплеухи и раздавленный возвращался домой. Рука тянулась к стакану, но он вкладывал в нее ручку и писал... стихи. Каждую ночь у него рождалось по несколько произведений, и к утру он полностью восстанавливался". (Ф.Раззаков. Досье на звезд (1934-1961). М.: 1998, с.592).
И эти стихи, романы читать могут только люди столь же сумасшедшие, столь же раздавленные, но... болезнь от этого не уходит. Она лишь снимается по тому же механизму, как снимает свою наркотическую ломку наркоман.
Писатели и художники, таким образом, это идейно-образные наркоманы, плодящие иных наркоманов, ибо, продуцируя пустые надежды своими творениями, они, тем самым, ничуть не способствуют оздоровлению ума, души и тела.
По свидетельству биографов, Вальтер Скотт, по крайней мере, ряд своих произведений создавал, надиктовывал в бессознательном состоянии в период – или после - эпилептических припадков.
Байрон: "все конвульсии у меня заканчивались стихами".
Шуман написал "Мессинскую невесту" во время припадков сумасшествия.
Австрийский композитор Хуго Вольф в 1887 году так был потрясен смертью своего отца, что впал в состояние маниакальной экзальтации характерной для развития прогрессивного паралича. В период после 1888 г. он написал около 200 песен на стихи И.Гете, Э.Мерике, Й.Эйхендорфа, оперу "Коррехидор" и др., причем, исключительно все Х.Вольфом было написано в состоянии приступов маниакального возбуждения. Неоднократно помещался в психиатрическую больницу. Умер в 43-летнем возрасте.
Известно, что целые страницы Корана получены Магометом, когда он находился в галюцинаторно-бредовом состоянии.
Нечто, некая ситуация выводит человека из состояния равновесия и для обретения этого утраченного равновесия его мозг, как побочный эффект, может продуцировать иногда даже весьма ценные вещи:
"Несколько лягушек, из которых предполагалось приготовить целебный отвар для жены Гальвани, послужили к открытию гальванизма. Изохронические (одновременные) качания люстры и падение яблока натолкнули Ньютона и Галилея на создание великих систем. Моцарт при виде апельсина вспомнил народную неаполитанскую песенку, которую слышал пять лет тому назад, и тотчас же написал знаменитую кантату к опере "Дон Жуан". Взглянув на какого-то носильщика, Леонардо задумал своего Иуду, а Торвальдсен нашел подходящую позу для сидящего ангела при виде кривляний своего натурщика. Вдохновение впервые осенило Сальватора Розу в то время, когда он любовался видом Позилино, а Гогарт нашел типы для своих карикатур в таверне, после того как один пьяница разбил там ему нос в драке. Мильтону, Бэкону, Леонарду и Варбуртону необходимо было слышать звон колоколов, для того чтобы приняться за работу; Бурдалу, перед тем как диктовать свои бессмертные проповеди, всегда наигрывал на скрипке какую-нибудь арию. Рассматривая рака, Уатт напал на мысль об устройстве чрезвычайно полезной в промышленности машины, а Гиббон задумал писать историю Греции после того, как увидел развалины Капитолия.
Но ведь точно также известные ощущения вызывают помешательство или служат исходной точкой его, являясь иногда причиной самых страшных припадков бешенства. Так, например, кормилица Гумбольдта сознавалась, что вид свежего, нежного тела ее питомца возбуждал в ней неудержимое желание зарезать его. А сколько людей были вовлечены в убийство, поджог или разрывание могил при виде топора, пылающего костра и трупа!" (Ц.Ломброзо. Гениальность и помешательство. СПб., 1892, с.20).
Список, приведенный психиатром Ц.Ломброзо, прекрасно, на мой взгляд, расшифровывает слова А.Ахматовой -
Когда б вы знали, из какого сора Растут стихи, не ведая стыда, и подтверждает нашу мысль о том, что человеком, выведенным из равновесия, подчас самым простым и обычным раздражителем, способ возврата к утраченному равновесию иногда избирается не только причудливый, но и лежащий за пределами общеизвестного.
И, вместе с тем, этот способ, возвращающий человека в состояние покоя, самим фактом своего соотносительного бытия, чреват ситуацией, выводящей из равновесия. Так наркоман, сняв беспокойство и боль с помощью ядовитого вещества и, соответственно, войдя в состояние относительного покоя и комфорта, через некоторое время вновь оказывается там же, где был, ибо принятый яд, не устранил причину, вызывающую дисгармонию; яд-парализатор всего лишь лишил нервную систему способности передавать сигналы неблагополучия, но когда парализующее воздействие яда прекратилось, когда нервная система обрела утраченную способность, человек вновь ощущает боль и беспокойство, причем в еще большей степени.
Вместе с тем, однажды возникшее состояние удовлетворения, неизбежно порождает иллюзорное представление о наркотике, как о веществе, способном помочь, а тем самым, создает готовность и желание потреблять его и в будущем, а тем самым, человек, стимулируя с помощью подобной информации организм на заблаговременную выработку антидотов (противоядий), когда прекращается парализующее действие яда, вновь оказывается перед необходимостью принимать уже намедни помогший яд.
Это и есть зависимость – слипшееся в единое поведение и представление о поведении. Информация порождается поведение, а поведение, приведшее к желаемому результату, порождает информацию. Замкнутый круг. Сизифов труд.
Вспомним в этой связи и такие признания: чем больше я знаю, тем меньше я знаю.
Путь познания это путь в никуда. Путь познания это путь не приводящий к счастью, хотя, как любой наркотик, на время устраняющий проблемы. Проблемы, которые вдруг возникают с еще большей настойчивостью.
Чем больше имеешь, тем больше хочется. Кому не известна эта истина?
Нет насыщения. Нет удовлетворения.
И нет возможности вернуться в пору детства, когда все было просто, все было ясно и все было празднично.
Но если наркоман не может сам себя вытащить из наркотического болота, как барон Мюнхгаузен себя да с лошадью, если мы не можем уже отказаться от ядовитых благ цивилизации, если "больной не может сам себе помочь, ибо у него и мысль больная", нужно ли в таком случае вообще вести об этом речь?
Ах, если б мы вели речь!
Ведь это речь ведет нас...
Речь, дарующая удовольствие, в обмен на наше беспокойство.
А.Луначарский писал:
"Брохис уехал из Парижа в Лозанну. Кажется, уже в Париже заметны были за ним некоторые странности. Он страдал разными нервными мелкими расстройствами. В Лозанне положение стало быстро ухудшаться. Симптомы сделались тревожными. Пришлось пригласить врачей. Врачи заподозрили прогрессивный паралич. Приблизительно через полгода после переезда в Лозанну, покойный, уже явно ненормальный человек, был вдруг охвачен могучим порывом творчества. Ни с кем не разговаривая, почти не выходя из комнаты, небрежно питаясь, Брохис пишет одну картину за другой. Все это – небольшие полотна: nature morte и пейзажи. Больной не придает им никакого значения по их окончанию. Он бросает конченую вещь в угол, натягивает опять полотно или что подходящее попалось под руку и в лихорадке продолжает творить. Странные произведения эти казались, как близким художника, так и психиатрам особенно ярким симптомом крушения духовных сил Брохиса. Ничего напоминающего его прежние старания достигнуть вкусной красочности и ловкого рисунка. На взгляд людей, мало привыкших к новейшим исканиям в области искусства, это было просто малевание сумасшедшего.
Так, можно сказать, за мольбертом и умер Брохис, явным образом от прогрессивного паралича.
...Особенно отмечу здесь, что картины Брохиса, вызывающие восторг у ультрамодернистов, в то же время находят высокую оценку и со стороны самых неуступчивых консерваторов".
Таким образом, из этого отрывка, опубликованного в 1916 году, мы видим, что художник С.Брохис начал рисовать, будучи психически тяжело больным человеком, а, с другой стороны, это еще раз указывает нам на то, что, по крайней мере, картины Сезанна, Ван-Гога, М.Шагала и т.п. "творцов" есть диагноз. И потому мы вполне можем согласиться с мнением уже известного нам Г.Климова:
"Чтобы понять модернистическое искусство, нужно внимательно посмотреть на биографии всех этих модернистов. Почти везде вы найдете знакомые симптомы: алкоголизм, наркотики, половые извращения, психические болезни, самоубийства. Косой, хромой или горбатый.
Например, идете вы на выставку модернистического искусства. Ходите, смотрите. Видите какую-то странную мазню – и ничего не понимаете. В конце концов, вы чувствуете себя каким-то идиотом. И даже слегка мутит, поташнивает. В чем же дело?
А дело очень просто. Целый ряд психиатров проводили наблюдения над нормальными художниками, которые заболевали прогрессивным безумием. Пока они постепенно сходили с ума, их творчество проходило все стадии развития модернистического искусства: ранний импрессионизм, поздний импрессионизм, кубизм, дадаизм и, наконец, абстрактная живопись, то есть попросту мазня сумасшедшего". (Г.Климов. Протоколы советских мудрецов. Издательство "Глобус", Сан-Франциско, 1981, с.331).
Вспомним в этой связи и слова Н.С.Хрущова, который, после осмотра выставки в Манеже, выступая в 1962 г. в Доме Приемов в Москве сказал:
"Это живопись?! Товарищи!
Но я не понимаю, товарищи! Вот вы, значит, это самое, новаторы. "Вот, - говорит, - скульптура". - Вот, этот Неизвестный. - "Вот это - скульптура". Вы извините, - я с ними беседовал, - так, когда я посмотрел, насмотрелся на это, я спросил его: "Слушайте, - я говорю, - не педераст вы? Вы извините. Это педерастия в искусстве, а не искусство!".
Так почему педерастам – 10 лет, этим орден должен быть?".
Именно психическая болезнь была причиной того, что английский поэт У.Блэйк вдруг становится художником, хотя до болезни им не был. Именно психическая болезнь была причиной того, что крупный шведский ученый-естественник XVIII века Эмануэль Сведенборг вдруг отошел от науки и стал теософом-мистиком. Именно психическая болезнь была причиной того, что простой крестьянин тобольской губернии Г.Е.Распутин вдруг становится целителем, прорицателем, персоной, способной влиять на умонастроение императорской семьи.
Если же человек под влиянием болезни проявляет некую активность, то эта активность может быть только продолжением вовне его внутренней ненормальности и ничем иным. Эрнст Кречмер в ноябре 1926 года в "Мюнхенском обществе по гигиене рас" сделал доклад на тему "Гениальность и вырождение", в котором, в частности, сказал, что "душевно здоров тот, кто находится в душевном равновесии и хорошо себя чувствует. Такое состояние не есть, однако, состояние, которое бы двигало человека к великим делам. Быть психопатом – несчастье, в известных же случаях – большая честь.
Находящийся в душевном равновесии человек не делает ни войны, ни революции и не пишет стихов. (Клинический архив Гениальности и Одаренности, вып. 2-ой, т.III, 1927 г., с.177).
После психиатра и психолога Э.Кречмера уже трудно возразить против того, что сказал писатель А.Франс: "Жизнь – это убийство. Пожирая друг друга, мы разглагольствуем о том, что жизнь священна, и не смеем признаться, что жизнь – это убийство". Действительно, испытывая чувство голода, человек под воздействием неприятных ощущений и для устранения оных разрушает некие объекты с помощью своих зубов. Для утоления жажды - разрушает горсть ягод или даже поверхность земли, копая колодец. И даже когда он просто пьет воду из озера или ручья, он, по большому счету, разрушает целостность этого ручья, целостность этого озера. Даже просто вдыхая воздух, он берет у целого часть, неизбежно нарушая при этом некую целостность. Ради сохранения собственной целостности или, иначе говоря, ради поддержания своего собственного гомеостаза. И допустимо до тех пор, пока своей активностью мы не нарушаем гомеостаза той среды, в которой пребываем и это даже желательно с точки зрения сохранения Жизни, если при этом своей активностью мы служим Ее Величеству Эволюции.
...Как много страниц вышепрочитанных...
Кстати, читатель, если, ты до сих пор читаешь эту книгу, а я ее до сих пор пишу, то кто же мы с тобой? Нормальные люди? Тогда зачем мы это делаем, если мы – в норме?
Нет, мы не в норме. Как можно быть в норме, глядя на то, что творится вокруг тебя? Как можно быть в норме, если твои предки такое вытворяли против своего собственного тела? Как можно быть в норме...
Нет, мы не в норме! Мы – обломки Великих, которые на протяжении тысячелетий по недомыслию пропили наше здоровье, превратив нас в выродков.
Да, мы – выродки!
Но мы – есть!
И есть продолжение жизни, которую нужно прожить, понимая: к полученному от предков ничего добавить нам не дано. Мы способны лишь тратить, но не преумножать; здоровье – драгоценность, которую недопустимо ни бездумно растрачивать, ни бессмысленно губить; здоровье это, в конце концов, и не частная, но коллективная собственность, собственность и тех потомков, ради которых жили, страдали наши предки, продираясь сквозь ложь и заблуждения, сквозь инфекции и хищные орды древних кочевников... Так не позволим сбыться пророчеству, которое сделал известный нам М.Лермонтов:
И прах наш, с строгостью судьи и гражданина,
Потомок оскорбит презрительным стихом,
Насмешкой горькою обманутого сына
Над промотавшимся отцом.
август 1999 г.
г.Абакан Евгений Батраков
Источник: badnews.org.ru
