Тут некоторые утверждают, что, цитирую, «рост числа планшетов и развитие широкополосного беспроводного интернета приведёт к тому, что само восприятие информации изменится: время станет слишком дорогим ресурсом, за который информации придётся бороться всеми доступными способами. Большое распространение получит формат коротких — от 10 до 30 секунд — видеозарисовок. Среднее время просмотра видео будет снижаться. В итоге люди совсем перестанут что-либо запоминать. Зачем это нужно, когда под рукой есть удобный планшет с голосовым управлением, который быстро найдёт любую информацию? Последствия страшно представить».
Читать такого рода заявления странно.
Человечество должно было «перестать запоминать» многие тысячи лет назад, с каждым веком усугубляя вероятность утраты — ну, конечно, если опасения Александра имеют под собой хоть какую-то почву. Ведь несколько тысяч лет назад появилась письменность. Записывая что-то ценное, человек очевидным образом помогал себе об этом не забыть, что якобы должно было привести к утрате способности запоминать.
Способы записи совершенствовались: от произвольных символических обозначений засечками на камне до технологий книгопечатания, крайне дешёвых по себестоимости ручек с карандашами и такой же общедоступной бумаги. Люди уже несколько веков при желании могут таскать с собой записную книжку и необходимые для её использования письменные принадлежности. А в двадцатом веке всё это уже можно было уместить в нагрудный карман, что многие и делали.
Безо всяких, заметим, компьютеров, желающие записывали что угодно, чтобы об этом не забыть. Люди хранили календари, чтобы не пропустить дату, клеили бумажки с напоминаниями себе на холодильник или на зеркало. Некоторые даже заводили себе секретарей, одной из обязанностей которых было напоминать нанимателю о предстоящих делах.
Почему всё это не привело к утрате способности что-то помнить? Почему вместо этого количество того, что помнит среднестатистический человек, не сократилось, а выросло?
Элементарно.
Во-первых, не может быть столь радикальных эволюционных изменений за жалкие несколько тысяч лет. Эволюционный счёт — сотни тысяч и миллионы.
Во-вторых, полезность памяти никуда не делась. Она даже многократно возросла — раз уж деятельность большинства людей сместилась от выполнения простейших механических действий в сторону многошаговой работы, требующей анализа и планирования. Чтобы воспользоваться записанным, надо уметь удерживать его в памяти хотя бы какое-то время — пока ты смотришь на другие записанные сведения. Для анализа нужно хотя бы на время запомнить только что прочитанное, ибо, вообще говоря, анализ всегда включает в себя совокупность фактов и тезисов, а не один-единственный. Человек, таким образом, гораздо чаще тренируется в запоминании, чем несколько тысяч лет назад. И привела его к этому состоянию в том числе способность сохранять информацию где-то ещё, кроме своей собственной головы.
Человеческая память имеет вполне определённые лимиты — как по количеству вещей, которые можно одновременно удерживать в «оперативной памяти», так и по ёмкости долговременной. Однако для качественных скачков в технологиях довольно быстро потребовалась возможность выйти за эти пределы, и именно эта возможность реализовалась путём изобретения «письменности» в широком смысле этого слова — не как способности только лишь записать текст, но и вообще способности сохранить информацию при помощи символьных обозначений, включая иллюстрации, схемы и так далее.
Благодаря этому замечательному изобретению (которое, конечно, было не «одноактным», а растянутым по времени и пространству) разрозненные факты можно было протоколировать — не только за ближайшие дни, но за многие месяцы, годы или даже века. Не только для себя лично, но и для тех, кто будет жить после тебя, или кто живёт в то же время, что и ты, но очень далеко.
Обобщение фактов привело к возможности «архивации памяти»: теперь можно было запоминать не отдельные результаты, каждый по отдельности, а их обобщение. Не «числа», а «формулу». Не конкретные соотношения конкретных величин, а закономерность соотношений всех величин некоторого класса.
Вот где был ужас-то! Эвон как ― «запоминать формулу». Это, что же, «молодёжь теперь разучится запоминать»?! Боюс-боюс.
Вместо этого следующие поколения стали запоминать больше и лучше. Во-первых, по причине изменения характера деятельности, связанного с вызванным в том числе изобретением письменности технологическим прогрессом, а во-вторых, потому что они на самом деле стали чаще тренироваться. Биологическое устройство головы осталось тем же, но в ней ведь уже была способность к тренировке. Делаешь что-то постоянно — начинаешь делать это всё лучше и лучше. Информацию обычно записывают, чтобы ею пользоваться, а при чтении она «загружается» с листа бумаги в оперативную память человека. Больше загрузок — больше тренировки — лучше развивается соответствующая способность.
На фоне этого огромного скачка — от запоминания частных наблюдений к записи закономерностей — возможность записать что-то в электронное устройство на деле оказывается мелкой поправкой к уже созданному. Да, сейчас, с появлением компьютеров, записи стало гораздо удобнее хранить и ещё среди них стало возможно находить требуемое на порядки быстрее, чем даже в недавнем прошлом. Однако если предыдущий, гораздо более масштабный шаг не «убил способность», а напротив привёл к её развитию, то с чего бы нынешнему шагу проявить себя строго противоположным способом?
При наличии письменности «удобный планшет, который всегда под рукой» — почти то же самое, что «записная книжка, которая всегда под рукой», а наличие интернета аналогично наличию читательского билета Ленинской библиотеки. Быстрее? ОК. Это хорошо. Но в чём ужас? Только в том, что быстрее? Хорошо только тогда, когда медленно? Но чего бы тогда не устранить в Ленинской библиотеке каталоги, позволяющие быстрее найти нужную книгу? Наверняка только необходимость вручную перебрать все книги, расставленные в произвольном порядке, сохранит человечеству способность запоминать!
Или дело в том, что «информация упрощается до тридцатисекундных роликов»? Ну так тут дело не в носителе, а в самой информации. Что, тот, кто сейчас всё время тратит на просмотр таких роликов, раньше бы в это время изучал теоретическую физику? О нет, раньше он бы смотрел футбол по телику, гладиаторские бои или как течёт река. Не будь у него простого доступа к попсовому контенту, он бы просто плевал в потолок, если бы его что-то не заставляло заниматься делом.
Иными словами, весь «боюс» высосан из пальца. Точнее, не из пальца, а из страха перед новыми технологиями, вполне характерными для среднестатистического человека.
Человек боится того, чего он не понимает. И вместо того, чтобы разобраться и начать понимать, он тратит время на рефлексию по поводу страха перед уже существующим, но всё ещё ему непонятным. А иногда — и на трансляцию этого страха другим. На этом и держится эффект сенсационности процитированного заявления. «Тёмные технологии надвигаются. Вижу будущее, полное горестей, бед и скрежета зубовного». Почему? Да ни почему! Просто вижу и всё. Технологии! Боюс! Хрен его знает, чем мне в глаз светят эти ваши гугл-очки и о чём там думает мой робот-пылесос. Я не понимаю, на чём всё это основано, и потому подозреваю недоброе.
Технологии вошли в обиход, но обосновывающие и объясняющие их знания так и остались уделом небольшой группы специалистов. Отсюда куча новых страхов среди широких масс — перед радиацией и прочим излучением, генными модификациями, искусственным интеллектом, имплантами, автопилотами и электроникой.
Глядя на экран своего коммуникатора, человек отдаёт себе отчёт в том, что эта штука сделана людьми. Но он не знает, как она устроена. Он не знает, как пишутся программы — даже в принципе. Он не знает физики и химии. Он только лишь умеет читать.
И он где-то читал, что внутри этой штуки сокрыта целая пачка демонов, способных высосать его мозг, разрушить его жизнь и навести порчу на всех его близких. Правда, «демоны» иногда фигурируют под каким-нибудь псевдонаучным названием, но от этого они лишь становятся ещё более демоническими, ибо к авторитету стихийных верований подмешивается ещё «авторитет науки».
Люди верят, что эта штучка, хоть и сделана людьми, но не от мира сего. В ней сокрыто что-то страшное. Если читать с неё, то испортится зрение, которое почему-то не испортилось, когда тот же человек читал те же тексты с бумажных страниц. Почему? А вот так! «Эта штучка же светит искусственным светом!»
Человек не задаётся вопросом, что это вообще такое, «искусственный свет», и отличается ли он чем-то от света «естественного», поскольку вообще слабо понимает, что такое свет. Экран его коммуникатора светит на него теми же фотонами, которые в ином случае прилетали бы на сетчатку его глаза, будучи отражёнными от листа, но кажется, кажется, что эти фотоны «какие-то другие». И из-за этого портят зрение. Не мелкий шрифт, не усталость глаз — что проявилось бы и при чтении бумажной книги ровно в том же объёме — а вот эта вот «искусственность».
На деле отличие «естественного» и «искусственного» света действительно есть. Первый — свет солнца — имеет гораздо более широкий спектр, но это вроде бы должно создавать меньше опасений, а не больше. От экрана нельзя, например, получить за один присест львиную дозу ультрафиолета и обгореть, а на пляже, от солнца, — можно.
Кроме того, есть отличия и в поляризованности. Однако человек ежедневно подвергается воздействию как поляризованного, так и неполяризованного света, причём интенсивность и того, и другого гораздо выше, чем интенсивность света с экрана. Если бы это могло привести к проблемам, то и тут следовало бы бояться скорее естественного света, чем искусственного.
Ещё телефон чем-то облучает мозг и внутренние органы. Чем? Не спрашивайте. Он ведь всё равно не знает, что такое «излучение». Лампочка облучает его каждый день. Каждый день он ходит по пространству, наполненному радиоволнами, инфракрасным и ультрафиолетовым излучением, а также радиацией, но почему-то думает, что именно излучение из телефона его обязательно прикончит. Он не замерял дозу и не читал про такие измерения, поскольку не знает, что такое «доза». Но он «знает» об опасности, поскольку про неё было написано в жёлтой газетёнке, подброшенной на прошлой неделе к нему в почтовый ящик.
Помнится, я летел на самолёте, в котором стюардессы запрещали пользоваться мобильными на протяжении всего полёта, а не только при взлёте и посадке. Даже для чтения. Даже при включённом «авиационном режиме». Разумеется, весь салон читал с самых разных устройств, смотрел с них кино или играл в игры. Но стюардессы неутомимо бегали по салону на протяжении многих часов полёта и требовали «всё это отключить».
Кстати, требование отключать электронные приборы при взлёте и посадке, да и «авиационный режим» в них, не более осмысленны. Частоты, на которых работает портативная электроника, — выключены ли в ней вай-фай, блютуз, мобильная сеть или не выключены — даже близко не пересекаются с частотами, используемыми бортовой электроникой, а потому помешать ей корректно работать в принципе не способны.
Данное требование возникло в те времена, когда телефоны только появлялись, а потому ответственный за безопасность полётов персонал авиакомпаний ещё не знал, могут ли телефоны помешать. Поэтому на всякий случай в распорядок было включено и такое требование тоже.
Единственное осмысленное объяснение, которое можно было бы использовать: чтение поглощает внимание пассажира, а потому он не обращает внимания на то, что в данный момент говорит экипаж. Однако чтение бумажных книг поглощает внимание не хуже, но перестать их читать во время взлёта и посадки почему-то не предлагают.
Вдобавок теоретически возможно, что если одновременно несколько десятков пассажиров начнут устанавливать мобильную связь, то всплеск электромагнитного излучения будет иметь достаточную интенсивность, чтобы вызвать помехи в наушниках кого-то из членов экипажа, несмотря даже на довольно большое пространство, разделяющие экипаж и пассажиров. Однако даже малая вероятность сего устраняется запретом на телефонные звонки — но не на использование электроники для других целей.
Они не могли обосновать своё требование, ибо единственное, что они знали, что «электроника мешает управлять самолётом». Каким образом? Не надо думать об этом. Просто мешает.
При этом за выключение устройства они принимали выключение экрана на нём. Видимо, электронике в этом самолёте мешал «искусственный свет». Несмотря даже на то, что любой желающий мог бы убедиться, что этот «искусственный свет» целиком останавливается даже листом пластмассы миллиметровой толщины, а потому «сломать» может разве что максимум важный для управления самолётом прибор, размещённый в районе головы пассажира и почему-то ничем не прикрытый от сего разрушительного излучения.
Стюардессы не понимали, что прямо в это же время в салон самолёта попадают солнечные лучи, чей спектр излучения, вообще говоря, гораздо шире, а интенсивность гораздо выше. Да, лётная техника ломается только от включённого экрана коммуникатора.
Из лучших побуждений безграмотные стюардессы боролись с электроникой, включаемой пассажирами, ради их же, пассажиров, безопасности. Но даже благие намерения при незнании физики процессов — не более чем горстка камней, коими мостят дорогу в ад.
Если безграмотность возобладает, мы воочию пронаблюдаем запрет не только на использование электронных сигарет в салоне самолёта, но и на использование всей электроники вообще. У него не будет никакого смысла, поскольку он будет вызван лишь тотальной технологической безграмотностью всех участников цепочки, принимающей решения.
И ровно так же демонический страх перед электроникой приведёт к подобным же последствиям в других областях. При неудачном раскладе мы ещё услышим матерей, требующих от своих детей перестать пользоваться электронными записными книжками, чтобы «не испортить себе память». Ровно так же, как многие из них уже требуют не читать с экрана, чтобы «не испортить зрение».
Да-да. Просто потому, что где-то очередной автор поделился своими «опасениями» — критическая масса для внедрения мема в сознание широких масс набирается именно так. Мемы в основном приходят не из научных лабораторий, а из обычной прессы. Осторожнее со словами, их эффект бывает посильнее иных реальных физических эффектов.
Источник: Военное обозрение
