Введенные в этом году санкции против РФ не в последнюю очередь касаются минеральных ресурсов страны и возможности их разрабатывать. Может ли Россия сама обеспечить себя всеми видами полезных ископаемых, когда российская геологоразведка сможет полностью перейти на отечественное оборудование, а также об устаревших стереотипах о профессии геолога в интервью ТАСС рассказал руководитель Роснедр Евгений Петров в рамках Восточного экономического форума.
— Россия за последние полгода столкнулась с беспрецедентными санкциями, в том числе и против минеральных ресурсов. Как отечественная геологоразведка справляется с этим давлением?
Сегодня мы можем переосмыслить, перезагрузить наше понимание и сделать акцент на развитии внутреннего спроса, чтобы он порождал внутреннюю переработку минерально-сырьевой базы, не концентрируясь на экспорте наших ресурсов. Безусловно, это очень большая и тяжелая работа. Мы ее начали с коллегами, и, я думаю, в ближайшие несколько месяцев будут первые результаты.
— Какие первые результаты вы ждете?
— Одной из основных проблем была и остается зависимость от западного геологоразведочного оборудования. По ряду направлений работ она достигает 70%. Однако в последние месяцы наблюдается рост спроса на отечественное геологоразведочное оборудование — от насосов до буровых станков. Поэтому важно поддерживать российских производителей, чтобы они справились с возросшим объемом заказов и, главное, при этом не теряли качество. Минпромторг ведет активную работу в этом направлении.
Кроме того, я приверженец межотраслевых балансов. Государство должно четко понимать, какая добавочная стоимость формируется на каждом жизненном цикле продукта, что требуется, в каком объеме, по какой цене и в какой точке нашей страны. При этом мы также должны понимать, какое оборудование используется на каждом жизненном цикле месторождения, с какой энергоэффективностью и по какой стоимости, иметь его отраслевую технологическую карту. Только тогда мы будем четко понимать, в какое оборудование нужно инвестировать, чтобы оно соответствовало всем требованиям с точки зрения эффективности разработки месторождения.
В этом направлении мы уже запустили работу в рамках "Парка технологий". Мы разрабатываем технологические карты со всеми результатами использования оборудования или технологии на конкретных месторождениях в разных геологических условиях. Такие механизмы очень развиты во всем мире. Это будет прозрачная, логичная система, когда мы сможем оперировать своей ресурсной базой и знать, что нужно сделать государству по развитию оборудования, логистики, инфраструктуры. И главное — какой это даст эффект в средней и краткосрочной перспективе.
— В России достаточно активно использовались иностранные технологии, в том числе и в геологоразведке. Какие готовые решения по технологиям есть у российских производителей, чтобы снизить риски в геологоразведке на фоне ухода иностранных компаний?
Минцифры уже создали отраслевые комитеты, на базе которых компании предоставляют свои наработки по ПО и в сфере IT: строят дорожные карты, разрабатывают жизненный цикл месторождений и прогнозируют, какое программное обеспечение нужно задействовать на каждом его жизненном цикле, чтобы обеспечить бесшовное движение геологических данных и информации.
— А как обстоят дела с физическим оборудованием для геологоразведки?
— По-разному, в зависимости от вида сервиса. У нас в "железе" созданы очень хорошие аналоги, но есть серьезная проблема с микроэлектроникой, различной компонентной базой. Есть мелкая элементная база, аналогов которой в России пока нет. Поэтому говорить о том, что мы можем полноценно перевести весь сервис, например, для буровой, морской или сухопутной разведки полностью на российское оборудование сегодня объективно мы не можем. Но важно, что сегодня мы осознали: этим нужно однозначно заниматься. Я думаю, что через 1–1,5 года у нас будут практически полные аналоги необходимого геологоразведочного оборудования. Может быть, даже раньше. Вопрос в том, как быстро компании будут готовы переходить на отечественное оборудование. К примеру, в арктических регионах к использованию российского оборудования многие пока относятся с опаской. Объективно на это есть причины: не всегда дотягивает качество, сервисное обслуживание. Любая авария — это простой, а значит, потеря денег. Здесь очень важна скорость поддержки, наличие специалистов, запчастей.
— Да, сезон геологоразведки в Арктике небольшой…
— Полевой сезон небольшой, и главное, с расстояниями в Арктике доставить даже самую простую запчасть — это вопрос не часов, а недель.
— Какие основные направления работы Роснедра видят для себя в новых экономических условиях?
— Первая задача — сделать нашу ресурсную базу максимально достоверной и прозрачной, чтобы государство объективно понимало, какой объем запасов и какого качества стоит у нас на балансе. Например, в госбалансе до сих пор отражены месторождения, поставленные на баланс в советский период с учетом экономики того времени. Сейчас экономика кардинально поменялась. Госбаланс должен быть срезом объективной информации в текущих экономических условиях, на текущем уровне технологического развития отрасли.
Третья задача — наличие качественного человеческого капитала. Сегодня перед нами стоят вызовы, требующие нестандартных решений и междисциплинарных подходов. Отрасли нужны креативные, умные и молодые геологи.
— Кстати, про месторождения. Роснедра и Минэнерго подготовили предложения по финансово-экономической модели для стимулирования разработки трудноизвлекаемых запасов нефти. В чем их суть?
— Мы меняем правила проектирования разработки месторождений. Когда компания будет выходить с проектным документом по месторождению, она должна будет представить цифровую геологическую модель, которая будет включать детальную экономическую модель разработки месторождения в текущем налоговом режиме. Если мы видим, что разработка этого месторождения в текущих налоговых режимах не рентабельна, то недропользователь будет направлен с представленным проектом в Минфин и начнет обсуждать необходимые преференции. Это существенно сократит сроки экспертизы и позволит более гибко подходить к разработке месторождений, определяя наиболее оптимальный сценарий. Это следующий шаг к динамическому государственному балансу полезных ископаемых.
— То есть Роснедра будут вовлечены в процесс определения необходимости налоговых преференций для трудноизвлекаемых запасов?
— Мы будем вовлечены, но в целом это компетенция Минфина. Мы будем верифицировать геологическую модель разработки месторождения и затраты по статьям, которые будет определять недропользователь: на бурение и другие работы. Экономическую модель будет считать Минфин.
— Россия продолжает импортировать некоторые виды полезных ископаемых — например, хром, литий, титан. Учитывая нынешние риски поставок, прорабатывается ли возможность разведки и добычи импортозависимых ресурсов на территории РФ? Насколько это рентабельно?
— Здесь есть два аспекта: насколько это рентабельно экономически сейчас для компаний и насколько это нужно стране. Почему мы импортировали некоторые виды полезных ископаемых? Потому что с экономической точки зрения их проще было закупать за рубежом, чем разрабатывать внутри страны. По ряду видов полезных ископаемых мы импортировали до 100%. Во-первых, качество некоторых видов полезных ископаемых за рубежом чуть выше, чем у нас. Во-вторых, определенные виды минерального сырья мы потребляем в совсем небольшом количестве, и экономически нам выгоднее их импортировать, чем разрабатывать целое месторождение.
В России сегодня есть достаточный фонд месторождений по дефицитным импортозависимым видам минерального сырья как по действующим лицензиям, так и в нераспределенном фонде. Но есть два аспекта, почему месторождения не вводятся в эксплуатацию. Первый и ключевой — отсутствие спроса со стороны промышленности. Для каких целей его добывать, кто будет конечным потребителем. Сегодня просто необходимо сделать акцент на глубокой переработке, стимулировать промышленность на развитие наукоемких технологий, которые и являются потребителем дефицитного сырья.
Кроме того, есть фактор "простоя" таких месторождений — это отсутствие современных энергоэффективных технологий добычи и переработки. И сегодня задача номер один — создать такой технологический ландшафт в стране, дать импульс большим, малым компаниям и государственным холдингам, чтобы они сконцентрировались на развитии технологий. Тогда наша ресурсная база по ряду направлений может стать экономически рентабельной.
— То есть в принципе мы себя можем обеспечить всеми необходимыми нам ресурсами?
— У нас очень богатая страна. Я сейчас даже, наверное, не назову тот вид полезного ископаемого, которого у нас нет в стране.
— В прошлом году вы говорили, что Роснедра разрабатывают на площадке ООН систему суверенного аудита полезных ископаемых. С введением санкций эта тема становится еще более актуальной. Когда вы создадите такой механизм и есть ли у него шансы на международное признание?
— Актуальность только возросла, как никогда. Вся работа в последние годы была направлена на снижение зависимости от западных финансовых рынков, доступности дешевого проектного финансирования. Последние события показали, что это было абсолютно правильное решение. И запрос со стороны добывающих стран кратно вырос. Все, даже те, кто критиковал развитие суверенного аудита полезных ископаемых, увидели двойные стандарты крупных международных аудиторов и финансового сектора, когда доступом к проектному финансированию фактически регулировались целые отрасли, и, к сожалению, не в пользу добывающих стран. Еще раз — актуальность и спрос на такой механизм огромные.
— Вернемся к внутренней повестке. Несколько лет назад частным компаниям предоставили возможность получать лицензии на геологоразведку во внутренних водах. Насколько сейчас этот механизм актуален для недропользователей и какой потенциал есть у такого вида геологоразведки?
— В прошлом году был небольшой спрос от нескольких компаний. Первые лицензии уже получены. Это такие участки недр федерального значения, как Усть-Обские 2, 3, 4 и Байдарацкий.
Сейчас рано делать оценки, компании еще только приступили к геологическому изучению. Но могу сказать, что проекты перспективные, поскольку возможна разработка этих месторождений с суши, что положительно скажется на экономике проектов.
— Все чаще сейчас говорят о необходимости создания в России геологической службы. Зачем это нужно и чем функционал такой службы может отличаться от того, чем вы сегодня занимаетесь?
— В Советском Союзе геология была под единым началом. Цели и задачи институтов и предприятий были увязаны в единый процесс. Потом многие предприятия были приватизированы, часть проектных институтов ушли крупным недропользователям и Академии наук. И именно тогда произошел разрыв горизонтальных и вертикальных связей. У нас практически исчезли предприятия, которые занимались разработкой оборудования, его испытаниями и внедрением. Вузовские программы оторвались от производства, отраслевые институты трансформировались в корпоративные центры компаний и были перепрофилированы на внутренние задачи.
Получается, что в системе Роснедр сохранился небольшой осколок от той советской системы, который не позволяет нам развернуться в полной мере, потому что выпали целые этапы геологического изучения. Эта разобщенность различных геологических предприятий создает колоссальные проблемы.
И когда я говорю про геологическую службу, я имею в виду необходимость восстановления горизонтальных связей, чтобы все работали на одну цель — обеспечение страны конкурентным минеральным сырьем для отечественной высокотехнологичной промышленности. Это не требует огромных усилий. На первом этапе необходимо хотя бы увязать ежегодные задачи учреждений Минобрнауки, Роснедр и предприятий недропользователей.
— Многие представители отрасли говорят о дефиците квалифицированных кадров в геологии. Ощущают ли Роснедра нехватку специалистов в области геологии? Как можно привлечь молодежь в такую специфическую сферу деятельности?
— В отрасли сегодня колоссальная проблема с кадрами. Возьмите любого недропользователя, спросите, какая у него основная проблема, и все скажут одно: дефицит кадров. Найти хорошего квалифицированного геолога стало большой проблемой. В последние годы впервые возник недобор на геологические специальности во многих вузах. Мы в Роснедрах тратим очень много сил и времени на популяризацию геологии, на работу с молодежью, но это должна быть общая отраслевая задача и Минобрнауки, и Минтруда, и, конечно, недропользователей.
Многие исторически воспринимают геолога как некого бородатого мужика, который ходит по полям с молотком. Но на самом деле геология шагнула далеко вперед. Мы используем самые передовые технологии, только об этом, к сожалению, не знают школьники и студенты начальных курсов.
Наша задача — популяризировать это направление, вовлекать молодежь в отрасль, показать, что геология всегда была сопоставима с космической промышленностью, потому что технологии абсолютно одинаковые: мы работаем в условиях высокого давления, температур, необходима высочайшая точность, сложнейшее лабораторное оборудование. Этот стереотип "олдскульного" геолога нужно сломать и показать, что геология бывает другая. Интересная, азартная, со своей уникальной геологической романтикой.
— Как можно это сделать?
— С 1965 года у нас есть школьное движение "Юный геолог". Сейчас мы его переформатируем. Создаем единую экосистему — объединяем усилия с недропользователями, академическим институтами для популяризации профессии геолога. В следующем году в Альметьевске будет олимпиада "Юный геолог", а со следующего года мы подключаем к ней и студенческое движение. Мы уверены, что это даст эффект, но он проявится через 7–10 лет. Нужно, конечно, работать с вузовским образованием: при этом не стоит гнаться за какими-то современными трендами, нужно давать хорошее фундаментальное геологическое образование и практические занятия, где студент сможет применить свои знания.
Источник: tass.ru