Правда ли, что русские всегда предпочитали победу республиканцев над демократами»?— возник однажды вопрос у председателя комитета Палаты представителей по разведке конгресса США Девина Нуньеса. Он столкнулся с малопонятными спорами о противоречиях относительно вмешательства России в американские выборы. Подобные дискуссии настолько неясны, что о них едва можно сказать что-то определенное, учитывая, что велись они главным образом в кулуарах спецслужб и Палаты представителей Конгресса США. А в массы информация эта просочилась потому, что один из членов сболтнул пару засекреченных фактов. Споров могло и не возникнуть, если бы корреспондент New Yorker Райан Лизза не ухватился за эту тему и не рассказал об этом все, что смог разузнать. Разведка, видимо, задумалась о взглядах России на американскую политику — то есть взглядах российского правительства. И по ходу размышлений на эту тему, сложилось впечатление, что в кабинетах американских спецслужб велись разговоры о том, что на выборах в США Россия исторически всегда предпочитала победу республиканцев, а не демократов.
Но так ли это? Именно так ставит вопрос Девин Нуньес. Упоминание такого рода предпочтений явно вызвало скептическое отношение в комитете Нуньеса, что привело к обеспокоенности по поводу разведслужб и их политических рассуждений.
Лизза в статьях New Yorker выразил собственный скептицизм, что и побудило его сформулировать вышеозначенный вопрос и адресовать его тому, кто мог бы знать ответ. Им оказался известный перебежчик из КГБ Олег Калугин. Действительно ли русские в прошлом предпочитали в роли правящей партии республиканцев? «Нет, это не так, — ответил журналисту Калугин. — Мы всегда поддерживали демократов». Он пояснил, что демократов Россия всегда считала разумнее.
Я сам не располагаю какой-либо информацией о прошлых или настоящих манипуляциях России, но мой ответ на статью Лиззы и споры по данному вопросу, в любом случае, заключается в скептицизме на скептицизм. Интересно, не забыл ли Калугин и другие скептики одну загвоздку в политической истории Америки. В течение последних 50 лет Республиканская партия всегда придерживалась двух школ внешнеполитического мышления — жесткой школы холодной войны и школы Киссинджера. На протяжении десятилетий приверженцы первой хотели освободить несчастных соседей России и, если возможно, уменьшить или даже свергнуть деспотизм внутри самой страны. Цель приверженцев школы Киссинджера всегда отличалась. Еще во времена Никсона, когда Генри Киссинджер был советником по национальной безопасности и госсекретарем США, они хотели заставить Россию согласиться стать великой державой в консервативном, а не революционном варианте; большего им и не требовалось. Они хотели, чтобы Россия отказалась от попыток расширения господства в западной Европе и остальном мире и довольствовалась доминированием исключительно в своем регионе и в собственной манере.
Так каково же отношение русских к республиканцам? Зависит от обстоятельств. У россиян были все основания с ужасом оглядываться на сторонников жесткой политики школы холодной войны. Уважительно относится к представителям школы Киссинджера оснований было столько же, насколько они были готовы ограничить амбиции относительно собственных громадных территорий. И тут возникает вопрос: действительно ли в советские времена русские зашли так далеко, чтобы вмешаться в американские выборы от имени Республиканской партии в царившей тогда киссинджеровской обстановке? Это по сути и есть заданным Девином Нуньесом вопрос, за исключением некоторых уточнений с моей стороны. И я могу ответить: да.
Речь идет о выборах 1972 года. Можно было бы предположить, что, выбирая между Ричардом Никсоном и Джорджем Макговерном, русские — то есть советские — люди однозначно предпочли бы последнего. Но этого не случилось, и причины тому очевидны. Во время своего первого срока Никсон выступил за политику «разрядки», что стало прорывом в годы холодной войны. Разрядка эта представляла собой соглашение, распространявшееся на обе стороны. Со стороны Америки Никсон хотел согласия СССР на отказ от попыток преобразования мирового устройства и особенно западной Европы (хотя Никсон, конечно, признавал отсутствие у Советского Союза каких-либо радикальных интересов, которые можно было бы продвигать в рамках закона и никто, конечно, и не ждал отказа Союза от своей политической риторики). В обмен на это Никсон согласился закрыть революционный проект, заключавшийся в попытке переворота в Советском Союзе и странах Восточного блока (отказа Америки от своей политической риторики тоже никто не ждал).
Короче говоря, ни одна из сторон не попыталась бы свергнуть другую, что привело бы к улучшению их отношений — вот в чем заключалась суть «разрядки». Никсон показал себя верным своему делу, несмотря на высокую политическую цену. Известный пример: в 1975 году Александр Солженицын приехал в Америку и привез с собой литературные труды, свидетельствовавшие против преступлений коммунизма. Никсон по совету Киссинджера отказался принять его, зато приняли в Американской Федерации труда и Конгрессе производственных профсоюзов в Вашингтоне, округ Колумбия. Руководители АФТ-КПП были классическими представителями школы холодной войны, на протяжении многих лет надеявшимися свергнуть Советы, и абсолютно правильно поняли, что Солженицын и его произведения могли этому поспособствовать. Приняв Солженицына в свои ряды, АФТ-КПП «щелкнули» Никсона по носу, что ему, должно быть, совсем не понравилось. Но он понимал, что, если бы пожал писателю руку или принял его в Белом Доме, Советы расценили бы это как предательство. Поэтому он воздержался от подобного шага. На него можно было положиться.
А что Советы? Проявляли ли и они верность негласному соглашению? Неужели они тоже старались не дать Никсону почувствовать себя преданным? История выборов 1972 года говорит сама за себя.
Иногда забывается тот факт, что на протяжении всей своей истории, Советский Союз располагал более-менее поверхностным механизмом вмешательства в дела Америки, коим являлась Коммунистическая партия США. Коммунистическая партия оказалась не так успешна в вопросе вмешательств, за исключением нескольких моментов в 1930-х и 40-х годах, в связи с чем махинации этой партии в памяти Америки не задержались. Но не столь, по-видимому, проницательные Советы продолжали верить в коммунистическую партию и ее политические перспективы, и даже возлагали надежды на коммунистическую доктрину — возможно, потому что на протяжении многих лет Генеральным секретарем партии был Гас Холл, неоднократно посещавший Москву, где он ловко продвигал свою партию, ее репутацию и интересы. А СССР действовал по своим убеждениям. С его стороны денежных ассигнований Коммунистической партии США было больше, чем любой другой партии в мире, исключая французскую компартию, куда в 1980-х годах вливали около двух или более миллионов долларов в год, пока не наступил кризис коммунизма в 1987 году.
Теперь о переизбрании Никсона. Кампания Никсона поставила Коммунистическую партию в такую же неловкую ситуацию, в какой он сам однажды оказался благодаря Солженицыну. Из комментариев Калугина можно предположить, что в 1964 и 1968 годах американские коммунисты поддерживали Демократическую партию. Но в 1972 году, после того, как Никсон посвятил свой первый срок политике «разрядке», лидеры коммунистической партии вряд ли могли обратиться к своим щедрым покровителям в Советском Союзе и объяснить, что коммунисты в США собираются всеми силами противостоять Никсону и свергнуть его. С другой стороны, Коммунистическая партия Америки выглядела бы нелепо, открыто выступив в поддержку Республиканской партии. Что же делать? Коммунистическая партия выдвинула своего собственного представителя в лице Генесека Хола в качестве кандидата на пост президента. Идея состояла в том, чтобы разрушить ожидания Макговерна, лишив демократов не только коммунистического электората, хоть и не столь обширного, но и каких-либо преимуществ аппарата и прессы Коммунистической партии, которые имели определенный вес по всей стране и не всегда под именем коммунизма.
С другой стороны, Коммунистическая партия также решила ослабить партийную дисциплину, позволив тем самым своим членам и сторонникам — если пожелают — агитировать за Макговерна и демократов. Шаг был необходимый, поскольку, даже если Коммунистическая партия была тенью самой себя в 30е-40е годы, несколько групп рабочего движения сохраняли лояльность — в частности, профсоюз грузчиков Западного побережья вместе со случайными группами других профсоюзов. Партия не собиралась разгонять этих людей. Такая позиция поддерживала Гаса Холла и считалась прониксоновским маневром с условием предоставления коммунистам возможности сохранить репутацию среди рабочего движения. Я понятия не имею, делали ли Советы что-то еще или что-то еще более авантюрное от лица Никсона. Абсолютно очевидно, что, так или иначе, кто-то в Москве — какой-то комитет или бюро, понимая, насколько значимы были ассигнования генсеку США и его партии, — приложил, вероятно, немало усилий для оценки трудностей выборов 1972 года и выяснения путей наиболее эффективного использования средств СССР.
Имеет ли что-то из этих событий прошлого отношение к нынешней ситуации? Я думаю, имя Киссинджера должно напоминать нам, что времени между прошлым и настоящим прошло не так много. Сам Киссинджер никакого влияния в администрации Трампа не имеет, даже если бы обедал с Рексом Тиллерсоном. И тем не менее, Дональд Трамп явно предлагал Российской Федерации «разрядку», хоть и не так тонко, как Киссинджер и Никсон. У Владимира Путина есть все основания ответить на это, используя активы России с целью манипулирования политической ситуацией в Америке. Будучи «КГБшником старой закалки», Путин, должно быть, принял во внимание, что Москва имеет определенный опыт в проведении подобных манипуляций в Соединенных Штатах. Опыт этот учит, что предпочтение республиканцам, а не демократам, выгоднее оказывать, когда Республиканская партия вступает в киссинджеровскую фазу: политический прецедент 1972 года. И, смотрите-ка, впервые с 1919 года российские эксперты по манипуляциям американской политикой наконец-то попали в точку — не более чем удача, но дело, как говорится, мастера боится.
Источник: inosmi.ru
