В прихожей раздался телефонный звонок и Физик метнулся из комнаты.
– Хеленка звонила… Райкина отменили… – сообщил он, вернувшись через пару минуту с таким видом, словно принёс известие ещё об одной печальной для всей страны кончине.
– Никита через своих «нужных людей» достал Полуэкту с его девушкой два билета на концерт Райкина, – пояснил Корнееву Программист. – Видимо, концерт отменили.
– Вы что, какой может быть концерт? В стране траур – Райкин отдыхает, – со знанием дела сказал Журналист. – Не печалься, добрый молодец, достану я тебе билеты... например, в Мариинку. Хотя, о чём это я? Печалься, конечно – траур же.
– А что там в Мариинке сегодня вечером? – обрадованно спросил Физик.
– Как что? Наверняка «Лебединое озеро», – не задумываясь ответил Журналист.
– Почему наверняка? – удивился Психолог. – Почему не… «Дон Кихот», к примеру, или «Жизель».
– Какой-такой «Дон-Кихот»? Сказано же: траур – самое время для «Лебединого озера», – с беспрекословностью идеологического бюрократа заявил Журналист, но тут же признался, что ляпнул первое, что пришло ему в голову. – Проверяю свою «шаманскую» интуицию – добавил он, подмигнув Программисту, даже не подозревая, насколько вещими в недалёком будущем окажутся его слова.
– Псих, сорри, совсем забыл! Сейчас организую тебе «рисовалку», – Программист наконец-то вспомнил, что обещал Психологу подключить зазеркальный демонстационный экран. – Нам пришлось немного повозиться с «чипстоуном», но зато новая «прошивка» позволяет включать режим проектора дистанционно. Секундочку.
Он щёлкнул пальцами и зеркало стало матово-чёрным.
– Вот. Скатерть-рисовалка, как и прежде, работает, но свежую газетку из будущего, увы, извлечь уже не поучится.
– Конечно, не получится – какой же дурак туда за газетой полезет? – буркнул Журналист, вспомнив о зубастой рыбе. – Да и размокли, небось, все ваши газеты в аквариуме. Поэтому и заводятся там бешеные селёдки: кому же понравится, что водоёмы засоряют?
Опасливо поглядывая на чёрное зеркало, где недавно красовался аквариум с виртуальными рыбками, одна из которых добавила пару седых волос в его, начинающую лысеть, шевелюру, Журналист подошел к небольшой тумбочке. На ней стояла знакомая эмалированная ванночка с надписью «мясо» с лежащим в ней продолговатым булыжником, но уже целым и даже без боковой щели.
Он принялся внимательно осматривать шероховатую поверхность «чипстоуна», не находя места соединения.
– Я гляжу, даже трещины не видно. А ведь щель-то была приличная. Такое впечатление, что она заросла? Расскажите в двух словах, как вы умудрились водой склеить каменюку? Долго возились? – поинтересовался Журналист.
– У тебя было время разбрасывать камни, а мы нашли время, чтобы собрать их, – перефразировал ветхозаветную цитату Программист, но, уловив виноватый взгляд товарища, добавил с улыбкой: – Честно говоря, сам технологический процесс восстановления расколотого камня с помощью живой и мёртвой воды мало чем отличается от оживления убитого Руслана. Об этом писал ещё Пушкин. Погоди-ка, процитирую инструкцию.
Безошибочно вытащив из ряда книг на полке нужный том, он открыл его по определённой закладке и прочитал:
«Но в это время вещий Финн,
Духов могучий властелин,
В своей пустыне безмятежной,
С спокойным сердцем ожидал,
Чтоб день судьбины неизбежной,
Давно предвиденный, восстал.
В немой глуши степей горючих
За дальней цепью диких гор,
Жилища ветров, бурь гремучих,
Куда и ведьмы смелый взор
Проникнуть в поздний час боится,
Долина чудная таится,
И в той долине два ключа:
Один течет волной живою,
По камням весело журча,
Тот льется мертвою водою;
...
Склонившись, погружает он
Сосуды в девственные волны;
Наполнил, в воздухе пропал
И очутился в два мгновенья
В долине, где Руслан лежал
В крови, безгласный, без движенья;
И стал над рыцарем старик,
И вспрыснул мертвою водою,
И раны засияли вмиг,
И труп чудесной красотою
Процвел; тогда водой живою
Героя старец окропил,
И бодрый, полный новых сил,
Трепеща жизнью молодою,
Встает Руслан, на ясный день
Очами жадными взирает,
Как безобразный сон, как тень,
Перед ним минувшее мелькает...»
– Это инструкция для лириков, а если прозой, – Программист закрыл книгу, – то алгоритм реанимации выглядит следующим образом: сначала все разрозненные фрагменты некогда единого объекта обрабатываются мёртвой водой и его целостная структура восстанавливается. После чего новый, вернее, реконструированный объект обрабатывается живой водой, и начинает функционировать не хуже прежнего. Вот такая универсальная алгоритмческая формализация технологического процесса восстановления целостной структуры любой разрушенной системы от первого гениального русского программиста.
– Наверное, всё-таки, поэта? – насмешливо поправил Журналист слишком заумную формулировку. Ему казалось, что Программист вечно усложняет элементарные вещи, пытаясь отыскать какую-то закономерность в привычных и обыденных событиях.
– Одно другому не мешает. «Поэтом можешь ты не быть, но программистом быть обязан», – пошутил Программист. – Пушкин придумал действительно оригинальный образный язык программирования и, закодировав информацию, оставил её в наследство будущим поколениям – ломайте, дескать, голову, благодарные потомки, расшифровывайте.
– О том, что в произведениях Пушкина сокрыта некая тайна, которую людям предстоит разгадать, говорил ещё Достоевский. А в «Руслане и Людмиле» автор действительно заложил второй смысловой ряд, который ребятам из НИИЧаВо удалось расшифровать. «Ай да Пушкин! Ай да сукин сын!», восторгались они тогда. Привалов не даст соврать – он больше остальных восхищался гением, – пояснил Корнеев. – Так что насчёт поэта и программиста – это в точку. Между прочим, может кто не в курсе: молодой программист Александр Иванович Привалов и сам пописывал неплохие стихи для институтской стенгазеты. А может и не только для газеты. Был у него роман с одной юной секретаршей-ведьмочкой. Да, Сашка?
Корнеев, прицелившись, бросил маленький мячик, который, отскочив от стола, попал прямо в руки Программисту.
– Не роман, а взаимная симпатия, – поправил Программист, бросая мячик обратно Корнееву. – Кстати, Виктор Михайлович, совсем не обязательно об этом вспоминать при знакомстве с Натальей Борисовной, моей будущей тёщей. Да и вообще...
– А кто у нас тёща? – поинтересовался Корнеев.
– Не важно, но та самая ведьмочка Стеллочка, по сравнению с ней – сущий ангел.
– Всё, Сашка, считай, что информация из моей памяти стёрта. Русо программисто – облико морале, – улыбнулся Корнеев. – Алексей, так какой рисунок Вы хотели нам продемонстрировать? – спросил он, обращаясь к Психологу.
Психолог, не выпускавший из рук книгу о возможном и невозможном в кибернетике, быстро раскрыл её и ткнул пальцем в нужную страницу. Программист и Журналист с любопытством заглянули через плечо Корнеева.
– Псих, а почему это тебя вдруг заинтересовал метод динамического программирования? – спросил Программист Психолога.
– В суть самого метода я глубоко не вникал, хотя, по-моему, в определённых случаях алгоритмика человеческой психики работает именно таким образом. Схема, изображённая на рисунке, насколько я понял, описывает вероятностную алгоритмику поведения системы управления с неким подобием интеллекта. С её помощью я хотел бы пояснить свою мысль, а вы бы потом дополнили или поправили меня, если я ошибусь, – предложил Психолог. – Только я начинаю сомневаться, не слишком ли абстрактный я выбрал рисунок? Я бы кое-что в нём изменил.
– Легко. А что именно Вы хотели бы перерисовать? – поинтересовался Корнеев.
– Я бы хотел вот здесь, в местах разветвлений изобразить что-то наподобие дорожных указателей или придорожных камней, – ответил Психолог. – А вместо конечных точек нарисовать четыре похожие друг на друга газеты, но так, чтобы они всё-таки чем-то отличались, например цветом. Так было бы, по-моему, наглядней.
– Понятно. Попробую.
Корнеев еще раз внимательно посмотрел на рисунок, затем на несколько секунд зажмурился и, раскрыв глаза, уставился на зеркало. Рисунок в немного увеличенном и художественно изменённом виде тут же появился на чёрном экране.
– Ну как, угадал? – спросил Корнеев.
Психолог не знал как ему реагировать: удивляться, восхищаться или отнестись как к обыденности, поэтому он, неопределённо улыбнувшись, просто молча кивнул. А Журналист не удержался и шёпотом выругался.
– Нет, ну как это возможно? – спросил он, придя в себя. – Копирование изображения из книги на экран ещё можно как-то объяснить. Но как Вам удалось, буквально на лету, его мысленно изменить? Прямо картина Репина, витязя на распутье только не хватает. С одной стороны, меня уже трудно чем-то удивить, но это... это действительно за гранью реальности.
– Вовсе нет, как раз на грани. А витязей на картинах Репина, если не ошибаюсь, действительно не было...
Заметив смущение Журналиста, Корнеев добавил:
– Если разобраться, то технологическая цепочка тут еще проще, чем в случае с мёртвой водой: исходная информация, то есть, изображение на бумаге посредством световой волны попало на сетчатку глаза. Обычное дело. Дальше – немного непривычно, но тоже вполне объяснимо: в моём сознании произошла замена образов. А затем, посредством гиперполевой волны, я мысленно транслировал информацию в «чипстоун». Мы с Сашкой вчера «зашили» туда нашу собственную образную базу. А уже затем по внутренним информационным каналам Зазеркалья сгруппированное из разных образов изображение перенеслось на экран. Удобно? Удобно. Быстро? Быстро. Привычно? Пока нет. Но через некоторое время люди перестанут этому удивляться, и вопрос «как это?» у них и вовсе не будет возникать.
– Действительно, удобно. По крайней мере, диапроектора не нужно, – Психолог вспомнил семейные вечерние просмотры детских диафильмов с вечно сползающей со стены простынёй и путаницей с плёнками.
– А обратный процесс возможен? – неожиданно заинтересовался Журналист.
– Что значит: «обратный»? – не понял Корнеев.
– Ну, наоборот, из своего сознания – и сразу на бумагу. Чтобы не печатать текст на машинке, а р-р-раз – и всё мысли уже сами напечатаны. И без ошибок.
– Ник, за твоим мыслительным процессом вся бумажная отрасль СССР поспевать не будет, – насмешливо заметил Программист. – Чтобы записать все твои идеи, никакой бумаги не хватит, а в стране, как известно, с бумагой – напряжёнка.
Программист был прав. Фантазия Журналиста уже успела создать в его голове целую виртуальную полиграфическую фабрику, где вовсю печатались разноцветные полосы газет и ярких красочных журналов. Иногда между страниц случайно попадались разнообразные прямоугольники денежных купюр, но они тут же исчезали, словно испугавшись самого факта своего существования.
– Нет-нет, «никнеймовские идеи» нельзя на бумагу! Их нужно увековечить в камне, – подхватил Психолог, тут же посеяв в голове Журналиста полнейший хаос: типография вдруг перестроилась и стала производить ювелирные изделия в промышленных масштабах.
– Напрасно вы смеетесь над товарищем – Никита говорит вполне разумные вещи,– сказал Корнеев и сразу же уловил на себе благодарный взгляд освобождённого от дурных «фальшивомонетных» мыслей Журналиста, которого, впрочем не слишком смущали постоянные дружеские подтрунивания Психолога и Программиста. – По большому счёту не важно, откуда и куда перемещается информация. В конце концов вся наша жизнь – непрерывный информационный обмен. Наши предки, «дремучие», с точки зрения современной науки, тем не менее, действительно умели черпать информацию прямо из воздуха. Я шучу, но лишь отчасти. Нынешнее мировоззрение, как это ни покажется удивительным, очень сильно ограничивает развитие некоторых человеческих способностей. О многих возможностях своего организма люди даже не подозревают. Нас с детства приучили к тому, что некоторые вещи невозможны, по той простой причине, что современная наука объяснить их не в состоянии. В критических случаях, особенно, когда речь идёт о жизни или смерти, у обычных людей могут проявиться настолько удивительные свойства, что просто диву даёшься. То есть, человек в определённом состоянии может совершить нечто такое, над чем потом учёные будут долго ломать голову. Непочатый край работы для психологов, верно, Алексей?
Психолог утвердительно кивнул, а Корнеев продолжил:
– Увы, люди разучились понимать друг друга, а не только зверей и птиц. А наши предки, не все, но особо одарённые, могли управлять разными природными стихиями, используя информацию, заключённую в ветре, воде или, к примеру, гравитации, и учить этим премудростям других.
Как бы в подтверждении своих слов, Корнеев подбросил держащий в руках мячик. Он взлетел вверх и, зависнув на секунду над столом, стал плавно, как в замедленном кино, опускаться вниз. Друзья замерли и заворожённо следили за ним взглядом. Сделав пару плавных колебаний и слово очнувшись от полусна, мячик быстро упал в раскрытую ладонь Корнеева. Кто-то клацнул зубами, подобрав отвисшую от удивления челюсть.
– Конечно, автомобилей и самолётов, телевидения и радио, матричных и струйных принтеров тогда не было, – как ни в чём ни бывало, продолжал Корнеев, – но это не мешало нашим предкам жить, как говорится, в ладу с Природой и Богом. То, что наши уважаемые атеисты, как материалистические, так и идеалистические, презрительно называют язычеством, на самом деле является просто-напросто иной моделью мироустройства и вовсе не факт, что она хуже нынешней, безбожной. А что касается нравственности и этики – так нам у наших предков ещё учиться и учиться… Кстати, вот этого нам сделать как раз и не удалось: как только двадцать лет тому назад мы добрались до изучения мировоззрения древнерусского и древнеегипетского жречества, нам вежливо дали понять, что туда соваться не стоит. Помнишь, Сашка?
– Конечно помню, – ответил Программист. – Я вот что подумал: а что если нам сейчас ещё раз перетряхнуть и переосмыслить ту обобщённую информацию? Как считаешь, она сохранилась?
– Привалов, будешь удивлён, но не ты первый об этом подумал. Володя Почкин при нашей последней с ним встречей задал мне точно такой же вопрос. Нам удалось выяснить, что все собранные материалы находятся в Китежграде у Киврина. Созвонились с ним, он страшно обрадовался, приглашал в гости.
– Володя Почкин – один из наших лучших магов, – пояснил друзьям Программист. – Нынче работает в подмосковье в одном из академических институтов. А наш великий магистр Фёдор Симеонович Киврин, про которого я неоднократно рассказывал, после расформирования НИИЧаВо возглавил бывший завод маготехники в Китеже.
– Это он такие зеркала штампует? – поинтересовался Журналист.
– Он сейчас на «оборонку» работает. Возможно и зеркала штампует, но только другие, для спутниковых антенн, или ещё какую-нибудь электронику для трёхмерной материализации, – ответил неопределённо Корнеев.
Глаза Физика засветились, словно где-то внутри щёлкнули невидимым выключателем.
– А что за трёхмерная материализация? – спросил он, даже не скрывая своего поистине детского любопытства. – Можно поподробней?
– Да я почём знаю, каким образом и какие изделия штампуют в Китиже? – Корнеев попытался уклониться от ответа, но поймал на себе укоризненный взгляд Программиста.
– Ну что же ты, Михалыч, давай уж рассказывай, он теперь покоя не даст. Не дашь ведь, Полуэкт?
– Не дам. Мне интересно до невозможности, – честно признался Физик.
– А как же рисунок? Нам снова придётся от него отвлечься, – нерешительно сказал Корнеев и виновато посмотрел на Психолога. Тот понимающе улыбнулся и развёл руками.
– К рисунку можно вернуться и позже, – сказал он. – Да мне и самому интересно, как это всё происходит.
– Ну, хорошо... Полуэкт, неси тогда мою зелёную сумку, – вздохнул Корнеев.
Через секунду Физик уже тащил из соседней комнаты большую дорожную сумку, с которой Корнеев прибыл в командировку. Порывшись в её бесконечных глубинах, Корнеев вытащил жёлтый фанерный ящичек, откуда извлёк необычный прибор круглой формы, состоящий из металлической конусообразной спирали, зажатой в непонятный механизм с множеством пружинок, градуированных линеек и других хромированных деталей разного размера.
– Именно так я и представлял себе астролябию, скрещённую с вечным двигателем, – пошутил Журналист, наблюдая, как Корнеев устанавливает прибор на стол. – А это, если не ошибаюсь, спираль времени? – живо поинтересовался он у Корнеева, с видом знатока указывая пальцем на конусообразную пружину внутри замысловатой конструкции.
Он явно играл, пытаясь изобразить из себя то ли технически «продвинутого» филолога, из тех, кто уверенно «мечется, как стрелка осциллографа», то ли гениального слесаря-интеллигента, наподобие Полесова из «Двенадцати стульев».
– Вы почти угадали, – на удивление серьёзно ответил Корнеев, не уловивший насмешливой иронии, скрытой в вопросе Журналиста. – Это гетеродин Амперяна. А пружина из дивана-транслятора, помнишь, Привалов?
– Как не помнить? Мы же с тобой познакомились, когда ты этот злополучный диван пытался стырить из запасника Наины Киевны. Так и продолжаешь витать в сказочных облаках?
– Ну что-o-о ты? – протянул Корнеев. – У меня и времени-то остаётся только до обычного дивана добраться и отключиться на пару часов – работы полно.
– А чем Вы занимаетесь? – вырвалось у Журналиста, который забыл, что Корнеев тоже работает в каком-то оборонном ведомстве.
– Да вот… этой ерундой и занимаюсь. Можно сказать: строю мост между физикой и метафизикой в свободное от основной работы время, – уклончиво ответил Корнеев.
Корнеев подкрутил разные винтики, и зажимы, установив по памяти какие-то размеры на градуированных угловых линейках и, удовлетворённый результатом, потёр руки и размял пальцы.
– На самом деле нет никакой метафизики, – продолжил он, – зато есть нечто такое, что трудно осмыслить, если смотреть на объект или процесс с привычного ракурса. Козьма Прутков говорил, что люди многих вещей не понимают не потому, что их понятия слабы, а потому, что они о них просто раньше не задумывались, не интересовались и не представляли, возможны ли они в принципе. Или забыли… Ведь всё новое – это хорошо забытое старое. В НИИЧаВо на экзаменах была такая фишка: каждый будущий маг должен был объяснить экзаменатору, не то, как можно выполнить какую-то определённую задачу, а то, почему её выполнить невозможно. Ведь если задуматься, человеческие возможности безграничны, и в нашем распоряжении имеется всё, что существует во Вселенной. А что нас ограничивает? Перво-наперво: наше собственное воображение, то есть отсутствие образов и представлений в голове. А раз нет идей, то нет и уверенности, что их можно реализовать, а стало быть нет и намерения что-то осуществить, сотворить или изменить. Но самое главное – это отсутствие алгоритмов, проще говоря, сценария или инструкции по сборке чего угодно из всего вселенского разнообразия.
Корнеев взял с полки две совершенно одинаковые старинные керамические пиалы тёмно-коричневого цвета, поставил их перед собой на стол и положил в одну из них резиновый мячик.
– Гетеродин Амперяна, – пояснил Корнеев, бережно поглаживая красивый прибор, – может сжимать или растягивать время в небольшом объёме пространства, к примеру, в этой квартире. Вы уже наблюдали, как мячик зависал в воздухе, а сейчас я включу режим суперзадержки, в несколько раз растягивающий время вокруг второй пиалы, а вы внимательно наблюдайте за процессом. Привалов, может сам тряхнёшь стариной? Не забыл Визуальный Васик?
– Давай лучше ты. С одной стороны, конечно, резиновый мячик – это не бутерброд и даже не яблоко, но я боюсь, что не смогу сейчас сосредоточится, – признался Программист.
Корнеев понимающе кивнул. Он повертел круглую ручку юстировочного винта тонкой настройки прибора, щёлкнул пальцами, пробормотав какое-то заклинание, и уставился на вторую пиалу, где тут же возникло бледное свечение, послышался треск и буквально на глазах стал формироваться точно такой же мячик. Сначала появился лишь бледный, почти прозрачный контур, который довольно быстро терял свою прозрачность и, приобретая чёткие очертания, становился всё более плотным. В воздухе запахло озоном и горелым маслом. Через несколько секунд свечение исчезло и Корнеев снова щелкнул пальцами, отключив, по всей вероятности, прибор. Осторожно, словно боясь обжечься, он взял в руки два совершенно одинаковых мячика и стал ими жонглировать. Потом он протянул их друзьям и предложил угадать который из мячиков является копией другого.
Журналист завертел головой, убрав, как ребёнок, руки за спину и наотрез отказался быть участником эксперимента, а Физик с интересом принял их для анализа. Сначала он помял мячики пальцами, потом, закрыв для верности глаза, попытался сравнить их по весу. Не заметив никакой разницы, он принялся внимательно изучать их гладкую поверхность и в конце-концов даже понюхал их по очереди. По всем видимым показателям мячики были абсолютно одинаковыми.
– Они действительно почти ничем не отличаются друг от друга, – заверил Корнеев.
– Здорово, – сказал Физик. – Но как же такое возможно? Резина из воздуха? Это же против всех научных законов!
– А кожу из воздуха сделать слабо? – Журналист уже протягивал свой кожаный бумажник, по всей видимости, не пустой.
– А это уже против всех уголовных законов, – рассмеялся Программист. – Никитос, у тебя довольно предсказуемое воображение.
– Ну, во-первых, не совсем из воздуха, – Корнеев не замечал или делал вид, что не замечает, манипуляций Журналиста с бумажником, – а во-вторых… давайте пока не будем вдаваться в технологические подробности материализации. В общем случае сам процесс удобно представлять в виде трёхкомпонентной модели: Материи, Информации и Меры, но саму многомерную матрицу всех возможных состояний материи представить себе намного сложнее. Полуэкт вчера признался, что у него, как он выразился: даже волосы болят, когда он пытается выйти за рамки привычной трёхмерности. Безусловно, в нашем устоявшемся представлении для создания копии объекта нужна какая-то хитрая установка для его предварительного сканирования и кодировки информации, и другая установка для приема, дешифровки и конструирования нового экземпляра. И всё это должно сопровождаться немыслимым поглощении энергии. Классическая материалистическая наука не заставляет в этом сомневаться, поэтому создание такой установки – всего лишь вопрос времени. А я использовал возможности гиперполя, которое… пока не открыто. Без гетеродина Амперяна процесс материализации произошел бы мгновенно, вы бы и глазом не успели моргнуть. Но я специально растянул его во времени для наглядности.
– Позвольте, а почему же гиперполе не открыто, если мы только что наблюдали результат его действия? – удивился Журналист.
– В том-то и дело, что гиперполевая идея Амперяна осталась невостребованной. Все лабораторные исследования прекращены, – пояснил Корнеев. – И только потому, что использовать гиперполевые возможности Зазеркалья могут лишь люди, обладающие по выражению Алексея, человеческим типом строя психики. Для этого человек должен находиться в определённом возвышенном состоянии, как сказал бы поэт А.И. Привалов: «чтобы душа и разум слились в экстазе».
– Ну уж нет. Я бы придумал рифму получше, – возразил Программист.
– Я правильно понимаю, что Вы не можете воспользоваться своими способностями для материализации даже небольшого количества денежных знаков? – стараясь выглядеть совершенно серьёзным, поинтересовался Журналист.
– Абсолютно верно. Я, например, со своим полудемоническим типом строя психики, тоже могу далеко не всё. Элементарные заклинания начинаю забывать… – признался Корнеев, пытаясь что-то вспомнить. – До уровня Киврина мне, пожалуй никогда не дотянуть, хотя и он не идеален. Людей, умеющих использовать возможности гиперполя как только не называли: от колдунов и шаманов до пророков. Их и раньше существовало довольно мало, а сегодня... – Корнеев опять напрягся, пытаясь вспомнить кого-то из пророков. На память приходила лишь баба Вангелия и Кассандра, но в виде робота, играющего в шахматы. – Сегодня... в завтрашний день не все могут смотреть... Вернее, смотреть могут не только лишь все, мало кто может это делать… – вдруг ни с того ни с сего выпалил он.
– Ты сам-то понял, что сказал? – недоуменно спросил Программист внимательно глядя на неожиданно запутавшегося Корнеева. – Это же бред: «не только лишь все, но мало кто...»
Корнеев на секунду задумался и рассмеялся:
– Ну вот, маразм косит наши ряды. Но, как говорится, слово – не воробей. Посмотрим, когда и где эта фраза, вброшенная в ноосферу, всплывёт в будущем. Проверим, кстати, второй эгрегориальный закон Амперяна, который гласит: «вакуум в голове индивида не генерирует собственный бред, но позволяет проникнуть туда чужому». Такими индивидами, кстати, очень легко управлять – они мало чем отличаются от дублей.
– А дубли – это кто? – поинтересовался Журналист.
– Это на языке Алексея, – «зомби-биороботы», – пояснил Корнеев. – Кстати, я разучился даже приличных собственных дублей делать... – вздохнул он с сожалением. – Людей со слабыми нервами и детей прошу отвернуться, – предупредил маг и щёлкнул пальцами. Рядом с ним из ниоткуда вдруг появился второй Корнеев.
– Вот, полюбуйтесь, каждый раз получается какой-то уникальный экземпляр, и чаще всего моральный урод, – сказал первый Корнеев.
– Сам урод, – тут же оскалив зубы в кривой ухмылке, возразил второй.
– Свободен, – первый Корнеев щелкнул пальцами – и его дубль бесследно исчез.
– Мда-а-а… – первым пришёл в себя Журналист. После зубастой рыбы его уже было трудно чем-либо удивить. – А если бы он Вас так… пальцами?
– У него не получится – он тупой дубль, – грубо отрезал Корнеев но, опомнившись, пояснил: – Дело в том, что для подобных материализаций, а тем более, дематериализаций разумных существ необходимо не только наличие определённых знаний, навыков и соответствующего типа строя психики, но и разрешения свыше.
Он многозначительно вытянул подбородок, и поглядел в потолок. Друзья тоже непроизвольно посмотрели вверх.
– Примерно так я и предполагал, – задумчиво сказал Психолог. – Даже если удастся отдельно создать искусственный интеллект, а отдельно – высокотехнологичную биологическую оболочку, соединить одно с другим без участия Бога не получится. Своим секретом Создатель не поделится.
– Ха. Конечно не поделится, – хмыкнул Корнеев. – А без ноу-хау какой интерес науке изучать Бого-центричное мироустройство? Гораздо проще доказывать, что человек произошёл от обезьяны. Для создания «идеального потребителя» Выбегаллы это как раз то, что нужно. А учёным академикам проще списать всё, не поддающееся привычному анализу на «необъяснимые и загадочные явления природы». Но неразрешимых тайн и загадок, которые официальная наука не в состоянии объяснить, скопилось настолько много, что от их количества скоро лопнут запасники научных библиотек. И тогда…
– Вы, собственно, о каких загадках? – не понял Журналист. – О старых сказках и древних мифах? О летающих тарелках, злых инопланетянах и космических монстрах? Может и примеры приведёте? Словом: какие Ваши доказательства? – язвительно поинтересовался он.
– Монстры? – удивился Корнеев. – Вот космические монстры – это действительно выдумки. Повторяю: истинный Творец и Создатель по определению не может позволить распространяться вселенскому Злу.
– Суперсистема более высокого уровня сама отвергнет внутреннюю систему, пытающуюся нарушить её сбалансированный и устойчивый режим, – пояснил Программист. Используя терминологию теории управления, он надеялся когда-нибудь перевести все рассуждения об управляемых и самоуправляемых социальных системах на единый понятный всем, как гуманитариям, так и технарям, язык.
Корнеев удовлетворённо кивнул и добавил:
– А неразгаданных загадок и вопросов действительно полно: возможно, пирамиды на Луне и зеркальные им египетские пирамиды в Гизе – это своеобразные каналы связи, наподобие зазеркальных, а каменные «мячи Богов» на Земле Франца Иосифа – такие же копии «чипстоунов», как резиновые мячики, только сотворённые «допотопными цивилизациями»? Что произошло с ними? Как говорится: одному Богу известно. А нам с вами – непочатый край работы для поиска ответов и доказательств.
Решив, что вопросов для размышления задано достаточно и пришло время вернуться к рисунку с придорожными указателями, Корнеев подвёл итог в своих рассуждениях:
– Развитие новых компьютерных технологий, Сашка не даст соврать, позволит в самом ближайшем будущем не только проецировать на экран плоские или объёмные, чёрно-белые или цветные изображения, как рисунки из книжки, но и штамповать трёхмерные предметы. Совсем скоро люди начнут понимать, что один и тот же материальный объект можно описать, закодировав его образ разными способами на разных материальных носителях и что изменение самого объекта происходит за счёт его информационного пере-образования. Человек, являющийся частью Вселенной, так же многомерен, как и сама Вселенная. А Человек Нормальный состоит не только из относительно прочного трёхмерного каркаса, набора молекул воды, белков и других химических элементов, но из интеллекта, разума, души, воли и других базовых параметров, определённых в единой многомерной Матрице Вселенских Возможностей. И мера нравственности, пожалуй, самое главное свойство Человека Нормального, отличающая его от животного, биоробота или демона. А совесть – простейший язык общения с единым Создателем. Но об этом лучше расскажет Алексей. Кстати, я прихожу к выводу, что отсутствие в штатном расписании НИИЧаВо должности психоаналитика – большая недоработка Януса Полуэктовича. Хотя, скорей всего, ему такую единицу ввести в штат НИИ просто не позволили. Но давайте, всё-таки, в конце-концов посмотрим на рисунок...
***
Продолжение пишется...))
Источник: Денис Ленский
