Александр Механик
Не поддержав монархию во время Февральской революции, церковные иерархи вернули институт патриаршества, но утратили роль идеологических лидеров общества
Восьмого марта исполнилось 95 лет с начала Февральской революции (по старому стилю 23 февраля). Специалисты до сих пор спорят, была ли она вызвана объективными причинами, явилась ли следствием ошибок царского правительства или деятельности революционеров и заговора либералов. Так, известный российский историк Борис Миронов считает, что объективных предпосылок для революции не было. И в интервью нашему журналу (см. «Триста лет полет нормальный» в «Эксперте» № 43 за 2008 год) он, в частности, сказал: «Важную роль играли субъективные факторы: утопизм и нетерпеливость русской интеллектуальной элиты — интеллигенции и даже части предпринимателей, их желание вырвать власть у монархии. Февральской революции предшествовали десятилетия революционной пропаганды, и ее стихийный характер обоснованно подвергается сомнению. Выступления рабочих и солдат, которые обеспечили победу революции и которые долгое время считались стихийными, на самом деле долго и тщательно готовились: от замысла, созревшего осенью 1915-го, до его реализации прошло полтора года. Рабочие провоцировались на забастовки намеренным закрытием предприятий; со стороны заводской администрации бастующих ждало сочувствие и вознаграждение. Каждому солдату, вовлеченному в военную организацию, ежедневно отпускалась из “революционного фонда” значительная сумма денег».
А другой известный русский историк — Сергей Нефедов считает (см. «Инновации победили Мальтуса» в «Эксперте» № 43 за 2011 год), что «ни либералы, ни левые партии не имели никакого отношения к этому бунту, это была стихийная “революция без революционеров”. Гучков, который пытался организовать какой-то заговор, потом говорил, что у него ничего не получилось. Он признавал, что революция стала не итогом работы каких-то «замаскированных заговорщиков», а результатом действия «стихийных исторических сил». Керенский свидетельствует, что вечером 26 февраля собралось Информационное бюро левых партий. На этом собрании все присутствующие категорически доказывали, что революция невозможна. А утром разразился грандиозный солдатский бунт». Дальнейший ход событий, по мнению Нефедова, тоже был предопределен: «Миллионы вооруженных крестьян требовали землю, и если не большевики, так меньшевики или эсеры выполнили бы это требование».
Однако, рассматривая историю революции, подавляющее большинство историков удивительным образом забывают о существовании в России такого могущественного общественного и идеологического института, как Православная церковь, которая на протяжении веков была важнейшей опорой царской власти. И это не случайно. По мнению доктора исторических наук, профессора РГГУ, автора нескольких монографий по истории церкви в период революции Михаила Бабкина, проблема состояла в следующем: с одной стороны, белоэмигрантские и церковные историки доказывали, что церковь в 1917 году занимала однозначно контрреволюционные позиции. (С определенными оговорками это было верно по отношению к Октябрю, но совсем неверно по отношению к Февралю.) С другой — аналогичную позицию занимали советские историки, вынужденные писать свои труды с оглядкой на известные высказывания классиков марксизма-ленинизма о «контрреволюционной сущности» духовенства. В результате проводить объективное изучение темы «Церковь и Февраль 1917-го» оказалось невыгодно никому.
— Прежде чем обратиться к событиям Февральской революции, необходимо пояснить читателю «Эксперта» некоторые особенности отношений императора и Православной церкви в России в начале ХХ века.
— Высшим органом управления церковью был учрежденный 25 января 1721 года Петром I Святейший правительствующий синод. В значительной степени он являлся государственным, точнее — имперским, учреждением. Хотя пользовался достаточной степенью самостоятельности. И внутренними церковными делами управляли почти исключительно духовные лица. Контролировал Синод светский чиновник — обер-прокурор, которого назначал император. Хотя Синод был высшим органом церковного управления, но вопрос о том, кому принадлежит высшая власть в Православной церкви, всегда был открыт. В царской России нигде не было однозначно указано, кто возглавляет церковь. Абсолютной власти в церкви не было ни у кого. Хотя Павел I в 1797 году и ввел положение, что Император Всероссийский — глава Российской церкви, но эта формула не обладала, строго говоря, силой закона, а была лишь комментарием к нему. Причем в Основных законах, принятых в 1906 году, этого комментария уже не было.
В Церкви всегда всегда существовало недовольство Петровской реформой. Но до начала XX века это недовольство явно старались не выражать. После же 1905 года, когда все заговорили о свободах, о реформах, необходимых для России, духовенство, в первую очередь церковные иерархи, стало выступать в том духе, что, мол, светская власть вмешивается в дела церкви, что церковь стеснена, порабощена государством, что она управляется мирскими чиновниками.
В 1905–1906 годах был проведен письменный опрос архиереев: кто и каким образом видит церковную реформу? И практически все высказали недовольство синодальным управлением церковью. Большинство говорило, что Синод как орган церковного управления неканоничен, что надо менять формы церковного управления: созывать Поместный собор и вводить патриаршество. Характерно, что во всех схемах церковно-государственных отношений, предложенных российскими архиереями, практически не находилось места помазаннику Божиему — императору. Епископат рассматривал императора как правителя государства, но не как сакральную фигуру. Духовенство всячески отрешалось от анализа царской власти с богословской стороны. Рассматривало ее в политологическом, в историческом аспекте, но только не в богословском. Профессор Московского университета по кафедре церковного права Суворов видел в этом противостояние духовенства императору. А ведь это серьезные богословские вопросы: имеет ли царь право управлять церковью?
— Как относился к недовольству духовенства император?
— Император понимал, что надо проводить церковную реформу, но он всячески оттягивал ее проведение. В случае введения патриаршества возникал вопрос о разграничении полномочий: где кончается власть императора во внутрицерковном управлении и где начинается власть патриарха, как они будут сосуществовать. Николай II понимал, что патриарх в случае его перехода в оппозицию будет фактически недосягаем: для суда над ним был необходим приезд всех восточных патриархов. Сразу вспоминались 50–60-е годы XVII века: история Алексея Михайловича и Никона. В общем, патриаршество могло грозить империи большими политическими сложностями.
— В то же время постоянно обсуждался вопрос не только о патриархе, но и о созыве Собора. И царь тоже тянул с Собором.
— Потому что созыв Собора также был связан с вопросом о власти в церкви. Поместный собор должен был состоять из представителей епископата, приходского духовенства и мирян. В «Символе веры» сказано: «Верую во едину святую, соборную и апостольскую Церковь». То есть в церкви должно быть соборное управление. Впрочем, «синод», по-гречески, — это и есть «собор». То есть церковь в результате реформы Петра I формально продолжала сохранять каноническое устройство — соборную форму управления. Поместный собор, конечно, можно было собрать. Но дальше он мог выйти из-под императорского контроля и принять решение о патриаршестве, а это был вопрос, как я уже сказал, политический.
Однако не медлить с созывом Собора побуждали обстоятельства иного рода. В 1906 году была образована Государственная дума. А там могли заседать и заседали представители любых конфессий и религий. Хотя, понятно, что большинство было православных. Тем не менее получалось, что эти органы власти, состоящие из лиц разного вероисповедания, могут принимать решения об управлении Православной церковью. Ведь церковь в России была слита с государством. Поэтому невозможно было провести границу между церковным и светским законодательством.
— То есть Дума, не будучи религиозным институтом, могла принимать решения в отношении церкви?
— Да. И император Николай II понимал, что надо что-то менять. Среди представителей духовенства, как можно судить по некоторым источникам, уже шли обсуждения, что будет, если заменить царя — помазанника Божиего — на президента. Еще с середины XIX века стал тиражироваться расхожий тезис, что «всякая власть от Бога». Он появился одновременно с так называемым синодальным переводом Библии. Однако в церковнославянском Священном Писании сказано: «Несть бо власть, аще не от Бога». То есть: «Не есть власть, если не от Бога». Иначе говоря, из церковнославянского, равно как и из древнегреческого текста, вовсе не однозначно следует, что «всякая власть от Бога».
С начала XX века, когда в стране начали набирать обороты революционные настроения, многие иерархи уже прямо говорили, что народ вправе решать, какая форма правления будет в стране, и добавляли: «А наше дело молиться. Мы благословим любой выбор народа».
Поскольку свержение монархии сулило духовенству получение независимости от государственной власти, то не только многие иерархи, но и рядовые священники фактически работали на богословское оправдание революции.
— Каково было отношение разных церковных кругов к Первой российской революции?
— В период Первой революции Синод занимал двойственную позицию. Я проследил пошагово вынесенные им определения на протяжении 1905–1907 годов. На первом этапе революции Синод демонстративно отрешался от политики. Осуждая насилие, он не делал различия между революционерами и их противниками. Монархисты чувствовали, что у них нет поддержки церкви. Представители правых партий писали в Синод: давайте же что-то делать, необходимо поддержать монархию, защищать древние устои. Но линия Синода никак не менялась. И только когда революция пошла на спад, со второй половины 1906 года, Синод изменил свою линию. То есть, когда стало понятно, кто победил, он явно перешел на сторону монархии, начал призывать паству к защите устоев, осуждать революционеров. Тогда же Синод разрешил священникам принимать участие в работе правомонархических организаций, чем был во многом обусловлен расцвет их деятельности. Однако высший орган церковного управления продолжал издавать акты, в которых отмечалось, что духовенство должно быть вне политики. И поэтому священники любых политических взглядов могли найти в определениях Синода обоснование любых своих действий.
— А были такие священники, которые участвовали в революционном движении?
— По официальным сведениям, обнародованным обер-прокурором, лишь незначительная часть церковных пастырей поддержала революцию: несколько сотен из почти 50-тысячного общего числа священников Русской церкви. То есть в среднем — буквально единицы на епархию. Тем не менее тот факт, что обер-прокуратура признала наличие антимонархических взглядов у части священнослужителей, весьма симптоматичен: умалчивать о таком явлении, судя по всему, стало просто невозможно.
— Как Синод относился к тем священникам, которые принимали участие в революции?
— В 1906 году Синод принял определенные меры по политическому, с позволения сказать, оправданию священно- и церковнослужителей, замеченных в революционном движении. Поскольку участие в народных волнениях влекло за собой наказание со стороны действующего законодательства, то представителям духовенства, принимавшим в них участие, грозили высылка или тюремное заключение. Однако Синод, «войдя в положение», добился, чтобы их дела были переданы из ведомства Министерства внутренних дел на усмотрение епархиальных властей. Те же подвергали провинившихся церковным взысканиям, избавив тем самым виновных от административно-уголовных наказаний.
— Почему царь не сменил состав Синода? Или юридически это было невозможно?
— Юридически легко. Проблема была в том, что буквально все духовенство, по крайней мере наиболее активная его часть, считало недопустимым «вмешательство светской власти» в церковные дела. То есть смена императором состава высшего органа церковного управления могла вызвать взрыв недовольства.
— А все же были попытки обновить Синод?
— Были. В 1905 году император, видя, что первенствующий член Синода митрополит Санкт-Петербургский Антоний (Вадковский) уклоняется от борьбы с революционными настроениями общества, решил его сменить на иерарха «твердых взглядов и убеждений». Выбор пал на епископа Житомирского Антония (Храповицкого). Тот был молодой, образованный, известный на всю страну проповедник правомонархических взглядов. Столичный митрополит считал вопрос о своем выводе за штат настолько решенным, что с житомирским архиереем вел беседы о своем дальнейшем пребывании в пределах Петербургской епархии. Однако Антоний Храповицкий открыто заявил, что «устранение законного иерарха светской властью является делом антиканоническим» и что по этой причине он не станет занимать столичной митрополии. В результате владыка Антоний Вадковский смещен не был.
— И вот наступает Февральская революция. С одной стороны, все ждали революцию, что-то носилось в воздухе. С другой — все было достаточно неожиданно. Как в этой ситуации повели себя иерархи, Синод?
— Как известно, революционные события начали разворачиваться 23 февраля. В те дни Синод не принимал никаких мер, чтобы успокоить народ, чтобы оказать поддержку монархии. В год 90-летия Февральской революции Солженицын писал: «В дни величайшей катастрофы России церковь — и не попыталась спасти, образумить страну». В самом деле: 26 и 27 февраля царские сановники — обер-прокурор Синода Раев и его заместитель князь Жевахов обращались к собранию высших духовных лиц с просьбами выпустить послание в поддержку монархии. Но первенствующий член Синода митрополит Киевский Владимир (Богоявленский) отказался это сделать.
Как известно, Николай II отрекся от престола в ночь со 2 на 3 марта. Но еще днем 2-го числа на квартире московского митрополита прошло частное заседание членов Синода. Тогда же было принято решение войти в связь с Временным правительством.
— То есть Синод не сопротивлялся революции, свержению монархии?
— Ситуация сложнее. Император Николай II отрекся от престола за себя и за сына в пользу своего брата — великого князя Михаила Александровича. А Михаил Александрович не отрекался от престола. То, что он якобы отрекся в пользу Временного правительства, — лишь расхожий миф. На самом деле 3 марта он передал вопрос о будущей форме правления на усмотрение Учредительного собрания. А до созыва этого собрания он призвал всех граждан подчиняться Временному правительству. Иными словами, после 3 марта Россия фактически стояла на распутье. На Учредительном собрании должно было решиться: быть стране монархией в той или иной форме (понятно, что, скорее всего, конституционной) или быть ей республикой.
Первое при новой власти заседание Святейшего синода состоялось 4 марта. На нем присутствовал новый синодальный обер-прокурор Львов. По протоколам я установил, что на том заседании (если не раньше) была достигнута определенная договоренность между Синодом и новой властью. Временное правительство обещало не вмешиваться в дела церкви и предоставить той свободу в управлении. В обмен на это Синод обещал принять меры по успокоению населения и сформировать в обществе представление о законности смены власти. С 6 марта Синод действительно начал выпускать соответствующие определения и послания.
Уже 7 марта дом Романовых стал именоваться Синодом «царствовавшим», то есть в прошедшем времени. И это при том, что юридически Россия оставалась империей, монархией*. Своими определениями от 6–8 и 18 марта Синод распорядился исправить все богослужебные чины, в которых поминался «царствовавший» (по версии Синода) дом. Вместо молитв о де-юре царствующем доме следовало возносить прошения о «Благоверном Временном правительстве». Отметим, что титул «благоверный» — сакральный. Это был богослужебный титул наследника престола. Кроме того, до революции в одном из тропарей утрени звучало такое обращение к Божьей Матери: «Всепетая Богородице, спаси Благоверного Императора нашего, ему же повелела еси правити». А после 7 марта стало звучать: «…спаси Благоверное Временное правительство наше, ему же повелела еси правити». То есть получалось, что Временное правительство правит по повелению Божьей Матери.
Еще через два дня, 9 марта, Синод обратился с посланием «К верным чадам Православной Российской Церкви по поводу переживаемых ныне событий». Оно начиналось так: «Свершилась воля Божия. Россия вступила на путь новой государственной жизни. Да благословит Господь нашу великую Родину счастьем и славой на ея новом пути». Тем самым высший орган церковного управления фактически признал государственный переворот правомочным, а революционные события объявил как свершившуюся «волю Божию».
В тот же день Синод распорядился приводить паству к присяге новой власти. То есть он стремился закрепить завоевания революции и придать ей необратимый характер. Причем в ряде вопросов позиция Синода оказалась радикальнее позиции Временного правительства.
— В чем же, например?
— В отношении к монархии. Поясню. Во Временном правительстве не было единства по вопросу о форме будущей власти. Два ведущих министра первого состава Временного правительства — Милюков и Гучков, начиная работать в должностях, не скрывали своих конституционно-монархических взглядов. Они считали, что Россия должна стать конституционной монархией. Кто потенциально мог отдать свои голоса за такую форму правления? Это часть кадетов. Это октябристы. Это правые партии. Правые партии хотя и были раздроблены, но к началу 1917 года являлись наиболее крупным в России партийным объединением. Плюс консервативное крестьянство. То есть конституционная монархия имела широкую социальную базу.
Интересен и другой аспект. 7 марта Временное правительство утвердило новый текст государственной присяги, в котором говорилось: «Обязуюсь повиноваться Временному правительству, ныне возглавляющему Российское Государство, впредь до установления образа правления волею народа при посредстве Учредительного собрания». То есть в ней содержалась оговорка о непредопределенности формы будущей власти в стране. Для сравнения: в том же месяце, 24-го числа, Синод принял тексты особых церковных присяг. И в них не говорилось о возможном выборе формы будущей власти. Просто: обещаюсь быть послушным Временному правительству — и точка.
Сняв в общественно-политическом сознании православной паствы вопрос о монархии, Синод тем самым фактически снял этот вопрос и с повестки дня Учредительного собрания. Паства лишилась монархической идеи. А поскольку программы правых партий содержали пункты о монархическом правлении в стране и о послушании Православной церкви, то в условиях, когда сама церковь отказалась от монархии, вся идеология правых лишилась фундамента. В первых числах марта 1917 года правые исчезли с российской политической арены. Позиция Синода в отношении к свержению монархии — ключ к пониманию того, почему эти партии исчезли.
— Кто и как собирал Поместный собор? Чем он, собственно, занимался?
— Подготовка Поместного собора с перерывами шла с 1906 года. И подлежащие обсуждению темы были в принципе сформулированы заранее. В конце апреля 1917 года Синод распорядился начать подготовку к Собору. Идея была поддержана Временным правительством, юридически очертившим права Собора и ассигновавшим на его проведение два миллиона рублей. Собор начал работу 15 (28) августа 1917 года. Он собрался в Москве, а не в Петрограде не случайно. Его организаторы хотели удалить Собор от столицы и тем самым минимизировать возможное влияние правительства на ход его заседаний.
— Вы пишете, что среди священнослужителей были не только сторонники, но и противники патриаршества — те, кто выступал за какую-то другую форму организации церкви.
— Идея патриаршества была популярна лишь среди епископата. Приходские же пастыри, страдая от самовластия архиереев, желали соборного управления, в котором хотели принимать участие. Поместный собор почти сразу приступил к рассмотрению вопроса о высшем церковном управлении. Однако за месяц обсуждений не удалось добиться согласия даже в том, что такое соборность. А предстояло еще решить многие не менее сложные вопросы. Но диктовать свои условия начали происходящие в стране события. В ночь с 25 на 26 октября Временное правительство было свергнуто, и 26-го числа сформировано новое — Совет народных комиссаров. В условиях отсутствия «сильной власти» в государстве среди соборян стало преобладать мнение о необходимости установления таковой в церкви. 28 октября на улицах Москвы началась стрельба, возникшая в результате антисоветского восстания юнкеров, захвативших Кремль. В тот же день, во многом под влиянием этих внешних факторов, Поместный собор вынес постановление восстановить патриаршество. 5 ноября в храме Христа Спасителя на патриаршество был избран Тихон (Беллавин), а 21 ноября в Успенском соборе была совершена его интронизация.
— Как Собор отнесся к Октябрьской революции?
— В период октябрьского переворота церковь никак не стала защищать Временное правительство, хотя в марте 1917 года она объявила его «Благоверным», властью «от Бога» и привела народ к присяге ему.
На появление ленинского правительства Собор фактически не отреагировал. И большевикам первое время было не до церковных дел. Перед ними стоял вопрос об удержании власти. Поэтому они сквозь пальцы и смотрели на поставление «церковного монарха». Но вместе с тем существует и такая точка зрения: большевики не препятствовали восстановлению патриаршества, поскольку считали, что подчинить церковь, диктовать ей свою волю будет проще, если во главе церкви будет один человек.
— Как складывалось отношение церкви к отрекшемуся царю?
— Царя и его семью Временное правительство арестовало еще 8 марта 1917 года. Первоначально венценосные узники содержались под домашним арестом в Царском Селе. Фактически сразу же духовенство их предало забвению: в первую очередь — в своих публичных молитвах. В Государственном архиве Российской Федерации, в фонде Николая II хранится около сотни писем, направленных царственным узникам от представителей разных слоев общества. Удивительно, что от духовенства нет ни одного. Хотя в том же архиве хранится огромное множество приветственных писем и телеграмм, которые духовенство в марте—июне 1917 года направляло Временному правительству, Госдуме, Петросовету и их представителям.
Царя отправили в Тобольск 1 августа. Но в отношении церкви к нему мало что изменилось. Более того, тобольский архивист Александр Петрушин, историк по образованию и полковник ФСБ в отставке, занимаясь поиском золота Колчака, докопался до удивительной и трагической истории, статью о которой он опубликовал в четвертом номере журнала «Родина» в 2003 году**. Когда Временное правительство послало царскую семью в Тобольск, оно назначило ей охрану — три гвардейские стрелковые роты. Всего 330 солдат и 7 офицеров, многие из них являлись георгиевскими кавалерами. Им было обещано двойное жалованье и усиленный паек. Но в конце октября в Петрограде власть поменялась. На фоне неопределенной политической ситуации охрана Николая II не могла понять, кто ей будет платить обещанное жалованье. В результате ее руководство решило, что охрана передаст Николая II и его семью любой власти, которая выплатит им положенные деньги. Это стало известно монархистам Петрограда и Москвы. Деньги были собраны и доставлены в Тобольск епископу Гермогену (Долганову). Оставался последний шаг: выкупить царя. Но к тому времени поменялась ситуация в церкви: был избран патриарх. И в соответствии с церковной дисциплиной Гермоген поехал испросить у патриарха Тихона соответствующее благословение. Выслушав Гермогена, Тихон распорядился по прямому назначению деньги не тратить, а отложить их для церковных нужд. Вследствие чего в Тобольске сложилась такая ситуация: с одной стороны, епископ Гермоген, не смея ослушаться патриарха, прятал в окрестных монастырях материальные ценности, предназначенные для выкупа царской семьи. С другой — большевики Сибири и Урала также не могли получить узников, поскольку опасались хорошо вооруженной охраны, а денег не имели. Однако 9 (22) апреля 1918 года из Москвы в Тобольск прибыли полторы сотни красноармейцев во главе с чрезвычайным комиссаром ВЦИК и Совнаркома Яковлевым, доставившим полугодовое жалованье для охраны семьи Николая II. В результате царская семья была выкуплена и увезена в столицу Урала на свою Голгофу.
— А как отнесся Собор к убийству царя?
— Неоднозначно. На соборном заседании 6 (19) июля 1918 года было решено отслужить по убиенному императору панихиду. Но перед тем весьма долго обсуждался вопрос о том, стоит ли это делать. Против ее проведения из 143 присутствовавших выступили 28 человек (почти 20 процентов) и трое воздержалось (около 2 процентов). Согласно решению большинства, патриархом при общем пении членов Собора была совершена панихида по «бывшем Государе — рабе Божием Николае».
*Россия была провозглашена республикой 1 (14) сентября 1917 года. «Республикой Советов Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов» она была объявлена на III съезде Советов 12 (25) января 1918 года.
**Примечание редакции: ученый секретарь Общецерковной аспирантуры и докторантуры Александр Мраморнов в своей книге «Церковная и общественно-политическая деятельность епископа Гермогена» пишет, что это «версия фантастическая».
Источник: expert.ru
Смотрите наш фильм по данной тематике: Революция - старые сценарии на новый лад
