Тайвань — де-факто отдельное государство, де-юре — одна из провинций Китайской Народной Республики. Сами тайваньцы не считают себя частью КНР и уже почти 70 лет балансируют между независимостью и подвластностью материковому Китаю. «Лента.ру» разбиралась, как из одной цивилизации возникли и сосуществуют две совершенно разные экономики, политические системы и два разных общества: демократический Тайвань и авторитарный Китай. И почему капитализм в одном отдельно взятом государстве все-таки проиграл коммунизму.

От Империи до Республики

Иностранная интервенция, кровавые крестьянские восстания, вялые безуспешные реформы — к началу XX века Китай под властью династии Цин окончательно ослаб и превратился в полуколониальное государство: позднее этот период в Поднебесной назовут «сотней лет унижений». В 1911 году разъяренные солдаты в провинции Хубэй устроили бунт против жестоких командиров. Восстание спустя несколько дней переросло в революцию, положившую конец просуществовавшей более двух тысячелетий Китайской Империи. Произошло это в год металлической свиньи, или год Синьхай по традиционному календарю. Потому первая китайская революция была названа Синьхайской, а день ее начала — 10 октября, праздник двойной десятки — стал национальным торжеством в Китайской Республике.

Свергнуть прогнившую династию оказалось нетрудно и не заняло много времени — всего пару месяцев. На смену Империи пришла Китайская Республика. Спустя полгода идейный вдохновитель революции доктор Сунь Ятсен объявил о создании Демократической партии, или Гоминьдан (国民党). Началось строительство нового Китая, свободного от гнета монархии и западных держав.

Пока страна переживала, пожалуй, самые сильные изменения за всю свою двухтысячелетнюю имперскую историю, остров Тайвань, отданный Японии после поражения Китая в войне 1894-95 годов, стал использоваться новыми хозяевами в военных целях как источник ресурсов и рынок сбыта. За 50 лет колонизации острова японцы построили на нем множество промышленных предприятий, дорог, социальных учреждений, завезли оборудование и военную технику, а также избавили местных жителей от эпидемий. Система образования, которую ввели японцы в годы своего присутствия, в дальнейшем сильно повлияла на «раздвоенную» самоидентификацию тайваньцев, ведь они еще не были японцами, но уже не были ни аборигенами, ни китайцами.

Пока на острове шла японизация местных жителей, на материке вовсю полыхала гражданская война. Китай, истерзанный Опиумными войнами, иностранной интервенцией и местными восстаниями на рубеже веков, во главе с правительством Китайской Республики пытался восстановиться и заявить о себе на мировой арене. Но планы республиканцев превратить Китай в современное демократическое государство по западному образцу разделяли далеко не все.

Спустя десять лет после основания Китайской Республики в 1921 году была основана Коммунистическая партия Китая — КПК (共产党). Коммунисты, во многом взявшие за основу опыт большевиков, видели будущее страны в перманентной революции и борьбе против западного империализма, а не в идеях Сунь Ятсена.

Коммунисты стали не единственной проблемой новой власти. В 30-х годах Япония начала реализовывать свои имперские амбиции на территории Северо-Восточного Китая и создала на границе с российским Дальним Востоком марионеточное государство Маньчжоу-го. На этом японские милитаристы не остановились и, пользуясь нестабильностью внутри Китая, в 1937 году развязали очередную Японо-китайскую войну. В стране образовался своего рода военный треугольник: Япония — Китайская Республика во главе с гоминьдановцами — китайские коммунисты. В это время на политическую арену внутри КПК вышел молодой и энергичный будущий лидер Мао Цзэдун.

В 1945 году после окончания Второй мировой войны японцы были вынуждены уйти с территории Китая, а следом и с Тайваня, оставив после себя заметный инфраструктурный след. Спустя четыре года коммунисты одержали победу в гражданской войне. Около двух миллионов гоминьдановцев во главе со своим новым лидером — генералиссимусом Чан Кайши — были вынуждены бежать на Тайвань. Там они основали Китайскую Республику на Тайване со столицей в городе Тайбэй.

Одновременно с этим 1 октября 1949 года в Пекине на площади Тяньаньмэнь Мао Цзэдун объявил о создании Китайской Народной Республики, став председателем правительства нового государства. «Китайская революция завершилась победой народа, но это лишь первый шаг китайского народа на пути Великого похода, нам предстоит решить много задач и выполнить массу работы. Если не впасть в зазнайство и самодовольство, наполнить себя уверенностью, действовать сплоченно и скоординировано, то развитие и прогресс Китая будут быстрыми», — гордо заявлял новый вождь. 

Так разделилась еще не успевшая стать единой китайская нация. С середины прошлого века китайцы на обоих берегах Тайваньского пролива смотрели друг на друга и мечтали вновь стать единым целым. Только вот на роль главного объединителя претендовали оба Китая — и коммунистическая Китайская Народная Республика, и демократическая Китайская Республика. Уступать не хотел никто.

Два берега

С момента фактического разделения Китая из уст глав обеих республик то и дело доносились громкие сообщения о том, что «возвращение в лоно Родины» не за горами, «единый Китай» уже на горизонте, вот-вот мы вернем себе исконные территории. Риторика у тех и у других была примерно одинаковой. Однако сложно претендовать на статус объединителя и собирателя земель китайских, когда экономика и общество, истерзанные войной, нуждаются в срочной реанимации. Обе республики отдали предпочтение внутреннему восстановлению.

Два берега Тайваньского пролива с одним прошлым пошли в будущее совершенно разными дорогами. Китайская Республика направилась по пути более демократического развития, в то время как перед КНР стояла задача восстановить разрушенную страну и встать на истинный путь коммунизма и классовой борьбы.

После окончания Второй мировой и разделения международного сообщества на два лагеря, капиталистический и коммунистический, КНР под властью КПК оказалась менее желанным партнером для Запада, а потому в ООН Китай до 1971 года представляла Китайская Республика, то есть Тайвань.

Поначалу Тайвань резко вырвался вперед: помогла еще японская модернизация, демократические идеи Сунь Ятсена, лежащие в основе идеологии Гоминьдана, и большое влияние США. Вашингтон боялся распространения коммунистической чумы и поддержал своего нового союзника.

Китайская Народная Республика же в начале своей истории шла по следам старшего брата — СССР. Но вскоре после смерти Иосифа Сталина и речи Никиты Хрущева на XX съезде КПСС отношения братьев по идеологии ухудшились. Мао не мог смириться с развенчанием культа личности Сталина и обвинил КПСС в ревизионизме. С этого времени режим Мао стал в большей степени рассчитывать на собственные силы. В Пекине поняли: теперь именно Китай — главная коммунистическая держава мира.

Власти Поднебесной решили это доказать, но получилось так себе. В 1958 году Мао объявил о начале политической и экономической политики Большого скачка. Над страной гремели лозунги вроде «Три года упорного труда — 10 тысяч лет счастья!» и «20 лет труда за один день — приблизим наступление коммунизма!»

Скачок должен был ускорить индустриализацию страны, в которой главным занятием на протяжении тысячелетий было сельское хозяйство. Однако подмена профессионализма энтузиазмом ни к чему хорошему не привела: переплавка всех чугунных сковородок в стране не сделала ее лидером по производству стали. Результаты кампании были катастрофическими: от голода умерли от 20 до 40 миллионов человек. Большой скачок оказался скачком в никуда, он стал второй крупнейшей социальной катастрофой XX века после Второй мировой войны.

Неотложных реформ требовало и образование. Коммунистам было необходимо поднять уровень грамотности населения, а сделать это с помощью традиционной китайской системы образования было почти невозможно.

Во времена Империи овладеть китайской грамотой было чрезвычайно сложно, хотя и доступно всем слоям общества. Образование главным образом базировалось на заучивании древних текстов и канонов. Коммунисты же начали создавать образовательные учреждения по аналогии с СССР.

Но основным препятствием в распространении грамотности стал сам китайский язык. Дело в том, что устный и письменный языки сильно отличались друг от друга. Да и диалекты в разных регионах Китая иногда разнились так, что солдаты с юга могли вообще не понимать командира из восточных районов страны. На материке язык реформировали так: создали единый для всех образец разговорного языка на основе северо-восточного и пекинского диалектов и упростили написание иероглифов. Даже придумали систему латинской записи их звучания «пиньинь», которая повсеместно используется и в наши дни.

На Тайване стояла немного другая задача: нужно было деяпонизировать общество. Потому власти Китайской Республики взяли элементы «традиционного» китайского образования, добавили политических постулатов и сделали упор на формирование антикоммунистического мировоззрения. Тайваньцы до сих пор пользуются традиционной письменностью: например, один и тот же иероглиф на Тайване будет писаться так 馬, а на материке так 马.

За «скачком» КНР в модернизацию последовало потерянное десятилетие 1960-70-х, прошедшее под знаменем «культурной революции». Самодержец Мао решил укрепить личную власть и избавиться от контрреволюционных элементов и ревизионистов. На деле «культурная революция» стала масштабной чисткой не только политической элиты, но всей мыслящей интеллигенции. В это время появился исконно китайский термин «промывка мозгов» (洗脑). Пропаганда обрабатывала молодежь так, что дети стучали на «отклоняющихся от курса партии» родителей, а студенты буквально выбрасывали из окон преподавателей, которые разносили буржуазную заразу, и к тому же заставляли учиться. «Отвергая смерть, защищайте линию пролетарской революции Председателя Мао!» — скандировали толпы.

Идеология была главным двигателем идей Мао, а потому в его речах продолжали звучать призывы усилить старания, чтобы усмирить западных империалистов, подобравших под себя Тайвань. И все же на реальные действия ресурсов не оставалось.

А остров тем временем все дальше «уплывал» от коммунистического материка. Уже с начала 1950-х начались реформы, авторами которых стали американские специалисты. У землевладельцев хоть и под давлением, но все-таки выкупили земли и отдали их крестьянам на условиях длительной рассрочки: так появился класс фермеров-собственников. А бывшие помещики смогли применить свой талант зарабатывания денег, инвестируя в новые экономические начинания.

Соединенные Штаты внесли огромный вклад в становление тайваньской экономики: 30 процентов внутренних инвестиций Тайваня в те годы составляли американские деньги. Тайваньская экономика постепенно перешла от аграрной к промышленной, а в 1960-х Китайская Республика уже сама стала международным инвестором. Это в то самое время, когда коммунисты плавили сковородки.

В результате успешных экономических преобразований Тайвань стал одним из четырех «азиатских тигров» наряду с Южной Кореей, Гонконгом и Сингапуром. Премьер-министр последнего Ли Куан Ю говорил, что черпал вдохновение для преобразований на родине у Гонконга и Тайваня.

В КНР экономические реформы, ориентированные на рынок, начались вскоре после смерти Мао Цзэдуна. Архитектор китайской перестройки Дэн Сяопин ввел понятие «социализма с китайской спецификой», а в оправдание ухода от левацкой политики предшественника сказал, что «не важно какого цвета кошка, главное — чтобы она ловила мышей».

На фоне заинтересованности обеих республик своими внутренними проблемами и преобразованиями, в вопросе объединения острова и материка какое-то время сохранялся статус-кво. Тайвань был увлечен переходом на высокотехнологичное производство, заполняя мировой рынок электроникой под маркировкой мade in Taiwan. Материк же был поглощен политикой реформ и открытости внешнему миру, избавлением от тотальной бедности (в 80-е годы во многих районах Китая крестьяне продолжали жить в землянках, в одной большой кровати зачастую спали семьями) и созданием «общества средней зажиточности», попутно привлекая иностранные инвестиции.

До начала 80-х обе республики в выстраивании отношений друг с другом и внешним миром руководствовались «принципом одного Китая». Правда, само это понятие стороны интерпретировали по-разному. Позиция КНР, заменившей в 1971 году Китайскую Республику в ООН, была непоколебима и выражалась в формуле: «В мире существует только один Китай. Правительство КНР является единственным законным представителем Китая, а Тайвань — частью его территории». Формулировки «один Китай и один Тайвань», «два Китая» или «одно государство — два правительства» коммунисты даже слышать не хотели.

Китайская Республика интерпретировала «принцип одного Китая» так: Тайвань она считала плацдармом для возвращения на материк, свержения коммунистических мятежников и восстановления своей власти. Тем не менее появилась надежда, что стороны заговорят друг с другом.

Полтора Китая

Новый этап во взаимоотношениях КНР и Тайваня начался в 1980-х, когда КНР взяла курс на модернизацию страны, а тайваньские лидеры сотворили «тайваньское чудо», превратив остров в важного потенциального партнера для материка, который в то время только начинал экономические преобразования. В этих условиях КНР уже не могла принудительно присоединить остров, так как это могло разрушить развитую тайваньскую экономику и обострить отношения с США, которые взяли остров под свое покровительство.

Изменилась и риторика, которую использовали страны, говоря о проблеме: КНР заговорила о мирном решении тайваньского вопроса. В начале 1979 года Пекин предложил «тайваньским соотечественникам» начать переговоры между КПК и Гоминьданом. Тайбэй отнесся к этому предложению резко отрицательно и выдвинул принцип «трех нет» в отношении КНР: нет контактам, нет переговорам и нет компромиссам с коммунистами. Власти Китайской Республики небезосновательно боялись, что, согласившись на уступки, попадут в ловушку принципа «два строя в одном государстве», ведь под «государством» подразумевалась КНР.

Тайвань тоже постепенно отходил от идеи триумфального возвращения на материк. Молодое поколение уже не ассоциировало себя со «старой землей», новые члены правящей верхушки местного происхождения и не думали возвращаться на историческую родину. В 1991 году лидер Республики Ли Дэнхуэй заявил о «прекращении всеобщей мобилизации для подавления коммунистического мятежа».

За этим шагом, равносильным де-факто признанию КНР, следовал вопрос: чем в таком случае является Тайвань по отношению к коммунистическому Китаю? С одной стороны, признать принцип «одно государство, два строя» и стать частью КНР было для Китайской Республики неприемлемо. С другой стороны, Пекин неоднократно заявлял, что не будет мириться с существованием «второго Китая».

Ответ Тайвань нашел в новой интерпретации «принципа одного Китая»: Китай един, если рассматривать его в историческом, географическом и культурном смысле, что бы это ни значило. Руководители Тайваня начали настаивать на сохранении статуса-кво и принятии сторонами ситуации такой, как она есть.

Несмотря на то что Пекин в ответ обвинил тайваньцев в сепаратизме, такой принципиально новый подход к ситуации снизил напряженность в регионе: стороны снова заговорили. В начале 90-х на Тайване появился Фонд обменов через (Тайваньский) пролив, а чуть позже в Пекине была создана Ассоциация связей через пролив. Две эти организации стали хоть и небольшой, но щелью в бетонной стене трех тайваньских «нет».

В 1992 году представители двух организаций встретились в Сингапуре: два берега соединились мостом прямого общения. Это была первая встреча представителей двух берегов с 1949 года. Стороны пришли к «консенсусу 1992 года»: Китай един и неделим. КНР и Тайвань — не отдельные государства. При этом под «единым Китаем» каждая из сторон опять же подразумевала что-то свое, но различия в интерпретации власти — Китайская Народная Республика или Китайская Республика — не являлись препятствием для диалога.

Перемены в отношениях открыли путь для развития экономических связей КНР и Тайваня. Однако принцип «трех нет» все еще действовал, а поэтому приходилась прибегать к обходным путям, и контакты в основном налаживались через Гонконг.

Впечатляющий экономический успех Тайваня и ослабление напряженности в отношениях с КНР, казалось бы, должны были задобрить островитян, но, на удивление, дали обратный эффект. Крайне усилились сепаратистские настроения. На президентских выборах в 2000 году победу одержала Демократическая прогрессивная партия (ДПП), которая отвергала принцип «одного Китая».

Пекин в очередной раз изменил формулировку «принципа» и представил его довольно нейтральный вариант. Пояснения КНР были довольно размытые: министр иностранных дел того времени Цянь Цичэнь говорил, что «один Китай» вовсе не является чем-то до конца определенным. Достаточно, чтобы оба берега признали «один Китай», и вовсе не обязательно при этом выбирать между Китайской Народной Республикой и Китайской Республикой. Рамки КНР и КР почти одинаковы, в этих рамках существует «один Китай». Такая политическая шизофрения оставалась формой китайско-тайваньских отношений на протяжении многих лет.

Как ни пытался Пекин выстроить диалог, построенный на тщательно продуманных, но абстрактных формулировках, Тайбэй видел в действиях КНР капкан, попадись в который, Тайвань уже не смог бы из него выбраться. Ведь для мировой общественности принятие островом «принципа» будет равносильно признанию себя частью КНР.

В 2004 году победу на президентских выборах на Тайване одержал лидер ДПП Чэнь Шуйбянь. До вступления в должность глава государства категорично отвергал предложения Пекина по установке отношений в формате «центр — провинция». Несмотря на то что на посту президента Чэнь был вынужден отказаться от наиболее резких высказываний о провозглашении независимости Тайваня, он пробовал тактику так называемого «ползучего сепаратизма»: включил в законодательство закон о референдуме, подготовил так и не вышедшую Конституцию и аннулировал несколько программ по национальному объединению, которые Гоминьдан создал еще в 1990-е.

Одним из самых важных результатов президентства Чэнь Шуйбяня стало формирование новой тайваньской идентичности. Издавались новые учебники истории, власти вкачивали деньги в исследования на историко-культурные темы, организовывались выставки и семинары, посвященные самоопределению тайваньской нации. Согласно опросам в 2006 году, 60 процентов жителей острова считали себя тайваньцами, а 33 процента — и тайваньцами, и китайцами.

Его действия заставили Пекин идти на более принципиальные меры и ужесточить политику в отношении острова: в прибрежных провинциях и на крупных реках начали проводиться показательные военные учения и размещаться ракетные комплексы. Отношения в очередной раз стали напряженными.

В начале XXI века Пекин хоть и пытался разрядить обстановку, на компромисс не шел. Непримиримо отстаивал свою позицию и Тайбэй. В итоге, несмотря на то что экономики по обоим берегам пролива начали сближаться, стороны оказались в политическом тупике.

Где берег, где край

В 2007 году к власти в КНР пришло новое поколение лидеров во главе с Ху Цзиньтао. Кнут в отношении Тайваня опять сменился пряником. Еще в 2005 году Ху выступал за мирное объединение острова и материка с «опорой на сознательность самого народа Тайваня».

На выборах в 2008 году на острове власть вернулась к сторонникам «принципа одного Китая» — Гоминьдану во главе с президентом Ма Инцзю. Кто-то считает, что руку к этому приложил и Пекин, но очевидно скорее то, что избиратели устали от «игры в независимость» и зигзагообразных маневров предыдущего лидера. К тому же экономическая политика ДПП устраивала далеко не всех тайваньцев.

КНР протянула соседу руку мягкой силы и начала подталкивать остров в свою сторону: ослабила ограничения на тайваньские инвестиции, подписала с Тайбэем соглашение об экономическом сотрудничестве, а в граничащей с Тайванем провинции Фуцзянь создала особую экономическую зону.

Ху также сделал упор на укрепление культурных связей, начал переговоры о мирном соглашении и даже об умеренном участии Тайваня в международных организациях при условии, что тот не будет настаивать на концепции «двух Китаев» или «одного Китая и одного Тайваня». Спустя год лидеры сторон впервые за всю историю взаимоотношений обменялись прямыми посланиями.

На берегах пролива возникла атмосфера, в которой постепенно натягивались мостики экономических и гуманитарных связей. Остров начал постепенно дрейфовать в сторону материка. С середины первого десятилетия XXI века Пекин уверенно и последовательно двигался в сторону мирного присоединения острова, формально сохраняя статус-кво и не оказывая давления на соседа.

В 2015-м мир, затаив дыхание, наблюдал за первой со времен эвакуации Гоминьдана на остров встречей глав республик. Лидеры КНР и Тайваня Си Цзиньпин и Ма Инцзю жали друг другу руки целых 80 секунд. На Си, ставшего председателем КНР в 2012 году, возлагались большие надежды в выстраивании диалога с островом. В начале 2000-х он часто встречался с представителями тайваньского бизнеса, которые заметно выиграли от поощрительных мер, которые Си вводил во время руководства приморской провинцией Фуцзянь.

Если Пекин уже на протяжении довольно длительного времени вел последовательную политику, направленную на «втягивание» Тайваня в большой Китай, то внутри Китайской Республики мнения о перспективах сближения с КНР вовсе не были одинаковыми. Выросшая во время экономического расцвета молодежь совсем не питала иллюзий по поводу объединения китайской нации. В правительстве появились новые политические силы, подход которых был еще более радикальным.

В начале 2015 была создана партия «Новая сила». Фундаментом для нее стало молодежное движение «подсолнухов»: в марте 2014 года студенты оккупировали парламент Тайваня, требуя пересмотра торгового соглашения с Китаем. Доступ китайских компаний к экономике острова возмутил молодежь. Она боялась, что китайское присутствие подорвет демократические основы непризнанного государства.

Очки у правящей партии отнимала и новая политика «детайванизации» острова. В школах появились новые учебники истории, в которых подчеркивалась историческая и культурная принадлежность тайваньцев к материковой части Китая. Противоречивым было решение властей запретить обозначать остров как «Тайвань» в официальных документах и заменять название на «Китайскую Республику».

Репутацию Гоминьдана среди молодого поколения подпортил и инцидент с выступлением 16-летней тайваньской певицы на южнокорейском телевидении под тайваньским флагом. Номер спровоцировал волну критики и осуждения со стороны патриотов в китаеязычном интернете. Продюсеры, вероятно, в страхе потерять китайскую аудиторию, выпустили видео, на котором девочка дрожащим голосом приносит извинения. Конечно, такой шаг не укрепил позицию Гоминьдана перед выборами, особенно после встречи главы республики с Си Цзиньпином.

Электорат, очевидно, не оценил таких маневров Гоминьдана, и на президентских выборах в 2016 году победу одержала кандидат от Демократической прогрессивной партии Цай Инвэнь, став первой женщиной-президентом республики. Большинство мест в парламенте впервые занял не Гоминьдан, а ДПП.

Молодое поколение тайваньцев отвергает принцип «одного Китая», однако пока политические силы внутри республики решали, как воспринимать Китай, его мягкая сила уже пустила корни в сознание тайваньского общества. Несмотря на нежелание большинства в новом правительстве идти на поводу у Пекина, у Цай Инвэнь не осталось путей к отступлению. Пекин обеспечил себе статус главного торгового партнера Тайбэя, к тому же вслед за ухудшением экономической ситуации на острове, падением уровня зарплат и ростом безработицы все больше тайваньцев начали смотреть в сторону стремительно развивающегося Китая.

С 2014 года мировые СМИ начали чаще писать об «утечке мозгов» с Тайваня на материк. Молодые люди, не всегда поддерживающие идею объединения, после выпуска из университетов ищут работу на материке. Точных данных о числе тайваньских выпускников, работающих на территории КНР, нет, но согласно разным опросам, которые проводят университетские организации и молодежные журналы, их количество составляет примерно 60 процентов.

Среди основных причин стать рабочими мигрантами, во-первых, более высокая заработная плата: на Тайване уровень оплаты труда едва вырос с конца 90-х. Китайские компании зачастую предоставляют работникам общежитие и выдают стимулирующие надбавки. Не стоит забывать и о том, что уровень жизни в Китае в целом за последние годы резко вырос, местные компании активно осваивают нишу высоких технологий и нуждаются в высококвалифицированных кадрах.

Так Тайвань при всем желании оставаться независимым фактически уже неотделим от материка. Будучи главным торговым партнером Тайбэя, Пекин имеет в своем распоряжении важные рычаги давления на остров. О военном превосходстве, которое китайцы тем не менее демонстрируют Тайваню все чаще после выборов 2016 года, не приходится даже говорить. Тайвань остался практически беззащитным перед Народно-освободительной армией Китая после того, как США подсчитали риски от поддержки острова в случае военных действий в проливе. Результаты оказались неутешительными для тайваньцев: исследования 2014 года показали, что американцы не поддерживают оказание военной помощи острову в случае конфликта.

Хочется верить, что военные действия не станут одним из вариантов решения тайваньского вопроса. Тем более, что смысла прибегать к оружию нет, когда есть ресурс для решения проблемы лишь силой слова. В начале января сеть отелей Marriott на своем сайте указала Тайвань как отдельную страну. Странами всемирная сеть отелей также назвала Гонконг и Тибет, что для китайской власти было уж совсем неприемлемо. Варианты ответа на вопрос «откуда вы?» не просто попросили убрать с сайта — шанхайское полицейское управление начало расследование по факту нарушения кибербезопасности и закона о рекламе. Представителям Marriott пришлось публично извиниться и заявить, что компания не поддерживает сепаратизм. Впрочем, компанию можно понять, она рассматривает материковый Китай как один из крупнейших рынков. Правда, мнением Тайваня о том, хотел бы он видеть себя в списке стран, никто, конечно же, не поинтересовался, и официально Китайская Республика никак не отреагировала.

Отличились в «поддержке сепаратизма», по мнению китайских властей, бренд одежды ZARA, авиакомпания Delta Airlines и компания-производитель медицинского оборудования Medtronic, тоже назвав Тайвань отдельной страной на своих сайтах. Все они, конечно, принесли извинения за неполиткорректные «оговорки».

Страдают от неполиткорректности не только крупные компании, опасающиеся потерять доход. В прошлом году широкую огласку получила история американской певицы Кэти Перри, которая выступила на Тайване в платье с подсолнухами, обернувшись в тайваньский флаг. Пекин не поверил в то, что певица не знала: подсолнухи играют на Тайване важную символическую роль, а у провинций нет своих флагов. Пекин запретил Перри въезд на территорию страны, несмотря на ее искренние извинения и обещания, что она «не будет принимать участия в действиях, которые могут подвергнуть опасности целостность Китая». При такой мягкой силе Пекину вряд ли придется прибегать к жесткой.

Чем дело кончится

Решится ли Китай на присоединение острова силой или продолжит лукаво улыбаться и вести бровью в сторону своей «провинции» — предсказать сложно. В случае вооруженного конфликта рассчитывать Тайбэю будет не на кого. Самые влиятельные члены Организации Объединенных Наций, которые совсем недавно имели большое влияние на расклад в Азиатско-Тихоокеанском регионе, уже не осмеливаются перечить Китаю, который хоть и старается казаться миролюбивой пандой, все чаще показывает то драконий клык, то хвост.

Китайская официальная пропаганда выполняет свою работу более чем качественно. Тех, кто видит Тайвань независимым, называют и китаененавистниками, и агентами ЦРУ, и неоимпериалистами уже не только на территории Китая.

Но остров вовсе не является антагонистом материка. Островитян, наоборот, упрекают в нежелании отстаивать свою свободу огнем и мечом, как это делают, например, народы в странах Ближнего Востока. Сегодня только одна из сторон стоит у берега и, раскинув объятия, ждет соседа с оружием наготове. И это не тайваньская сторона — в случае китайцев коммунисты, видимо, одолели капиталистов.

Источник: Лента.ру