Закрытие Кэсонской экономической зоны, где жители КНДР работали на южнокорейские фирмы, может оказаться на руку частному северокорейскому бизнесу, который не только существует, но и активно развивается.
«Хватит кормить Пхеньян»
В феврале 2016 года президент Южной Кореи Пак Кын Хе заявила о том, что Сеул в одностороннем порядке прекращает работу Кэсонской индустриальной зоны — приграничного промышленного комплекса, на котором более 50 тыс. северокорейских рабочих трудились на предприятиях 120 южнокорейских фирм.
С момента своего основания в 2002 году Кэсонская зона была флагманом межкорейского экономического сотрудничества, и закрытие зоны означает фактически полное прекращение этого сотрудничества, которое началось в 1990-е годы и достигло пика в 2002–2007 годы, когда в Сеуле у власти находилась лево-националистическая администрация Но Му Хена.
Формально решение о закрытии зоны было ответом на ядерные испытания и запуск прототипа межконтинентальной баллистической ракеты, которые Пхеньян провел, соответственно, в январе и феврале 2016 года. Впрочем, надо помнить, что и ядерные испытания, и запуски ракет случались в КНДР и ранее, так что решение о закрытии зоны, как можно предполагать, было вызвано в основном иными причинами. Свою роль тут сыграла антипатия, которую находящиеся у власти в Сеуле правые испытывают по отношению к почти любым формам сотрудничества с Северной Кореей, но более важными были, наверное, предвыборные соображения. Кэсонская зона, субсидируемая из южнокорейского бюджета, вызывает у избирателей немалое раздражение: в последние годы настроения в стиле «хватит кормить Пхеньян» очень популярны среди широкой публики, поэтому власть, скорее всего, и решила продемонстрировать принципиальность накануне парламентских выборов.
Надежда на предпринимателей
Для 50 тыс. северокорейских рабочих, которые трудились в Кэсоне, закрытие зоны стало ударом. Хотя правозащитники консервативного толка часто говорили о Кэсонской зоне как о «каторжном лагере», подобные утверждения заведомо лицемерны. Зарплаты в Кэсоне действительно малы по меркам развитого мира: средняя зарплата там была $150 в месяц, причем более половины этой суммы изымалось в доход государства. Тем не менее $50–70 – это, по меркам Северной Кореи, очень неплохо, так что рабочие зоны имели все основания считать, что им крайне повезло. Теперь их везение закончилось.
Правда, осталась надежда. По Кэсону упорно ходят слухи, что в ближайшее время опустевшие предприятия будут переданы северокорейским частным предпринимателям, которые попытаются наладить там производство, используя брошенное южнокорейское оборудование.
Хотя само словосочетание «северокорейский предприниматель» может показаться странным, в действительности частный бизнес существует (и даже процветает) в стране чучхе уже около двух десятилетий. Были времена, когда КНДР являла собой почти чистый образец тотально-государственной экономики, но времена эти остались в прошлом. В ходе кризиса и голода 1996–99 годов государство потеряло и возможность, и желание бороться с частной экономикой, которая стала потихоньку расти.
Поначалу северокорейские предприниматели занимались мелким бизнесом: они торговали на рынках, основывали кустарные мастерские для производства ширпотреба, вели контрабандную торговлю с Китаем. С течением времени в Северной Корее стали появляться и достаточно крупные частные предприятия. В некоторых случаях частные инвесторы стали брать на откуп госпредприятия, которые прекратили работать в годы кризиса, в середине и конце 1990-х.
Северокорейские ларьки
При этом отношение властей к происходящему оставалось крайне противоречивым. С одной стороны, уже к 2000 году частный бизнес стал важным элементом экономики. Именно он сыграл большую роль в том, что кризис был в конце концов преодолен, и примерно с 2002–2003 годов экономика КНДР вновь стала расти, хотя и не слишком быстро. С другой стороны, руководство страны при Ким Чен Ире воспринимало частный бизнес как нечто принципиально неправильное или в лучшем случае как временное явление, с которым приходится мириться в условиях кризиса. При Ким Чен Ире время от времени проводились кампании против частного бизнеса, которые, впрочем, оканчивались ничем.
С приходом власти Ким Чен Ына в декабре 2011 года ситуация изменилась. При всей своей вспыльчивости и эксцентричности новый северокорейский правитель относится к частному бизнесу весьма позитивно, так что после 2012 года северокорейские власти на местах получили недвусмысленное указание по возможности более не вмешиваться в дела частных предпринимателей и торговцев.
Однако это не отменяет того обстоятельства, что с формальной точки зрения частный бизнес остается полностью незаконным. При том что сейчас в Северной Корее в частных руках находятся почти весь общепит и розничная торговля, значительная часть междугородних автомобильных перевозок, а также ряд мелких и средних предприятий пищевой и легкой промышленности, упоминать об этом в официальной печати (а другой в стране нет) категорически запрещается.
Мелкие мастерские и ларьки обходятся без формальностей, а частные предприятия покрупнее, например рестораны, формально зарегистрированы как государственная собственность. При этом значительная часть того, что на этих предприятиях происходит, с формальной точки зрения является наглым нарушением законодательства и расхищением социалистической собственности, так что не только процветание, но и выживание предпринимателей зависит от доброй воли местного чиновничества, которую можно купить, и текущей позиции высшего руководства, которая не продается.
Тем не менее именно закрытие Кэсонской зоны вызвало у предпринимателей немалые надежды. В результате принятых Сеулом мер более сотни предприятий с первоклассным по северокорейским меркам оборудованием и хорошо подготовленным персоналом оказались бесхозными, и сейчас северокорейский бизнес активно работает над тем, чтобы получить доступ к внезапно появившимся возможностям. Разумеется, действовать цеховики будут, как всегда, под формальной крышей государственных учреждений. Нет сомнений в том, что если ему это удастся, то «закрытая» зона продолжит работу — возможно, с меньшей эффективностью, чем раньше, но, пожалуй, с большей пользой для большинства северокорейцев.
Источник: РБК