Ираида Фёдорова
собственный корреспондент (г. Новосибирск)
Может ли в России появиться кодекс чести кинематографистов, защищающий отечественное кино и, стало быть, зрителя от безнравственных и спорных с художественной точки зрения картин?
О ценностях творчества размышляет президент международного фестиваля документального кино «Встречи в Сибири» Элла ДАВЛЕТШИНА.
– Элла Хамзинишна, как говорится, не судите – да не судимы будете. И тем не менее, Ваша профессия предполагает фестивали, презентации, конкурсы, оценки. Вы и сами были в составе жюри.
– Да, в жюри международных фестивалей в Чехии (One world. – И.Ф.) и Венгрии (Mediawave. – И.Ф.). Судила строго (улыбается).
– Тогда вопрос об оценках в кинематографической среде – как раз по адресу. Премьер Путин обратился к кинематографистам с предложением заняться проблемой нравственности. Что, на Ваш взгляд, можно сделать в кино документальном?
– Очень многое. Например, одно из моих начинаний, которым я продолжаю заниматься не только как организатор, но и как режиссёр, называется «Плюс Сибирь». Этот документальный проект много лет финансировался Министерством культуры РФ. Вообще плюс – знак позитива – мой любимый знак: чтобы прирастать, а не выходить в тираж, добавлять, а не преуменьшать, радоваться, а не ныть, не кивать Бог знает на кого, что мешают жить лучше.
«Плюс Сибирь» – это фильмы, герои которых находят себя в каком-то деле. Мы – несколько съёмочных групп – находим молодых людей, которые занимаются спортом, ведут здоровый образ жизни, и уже больше 10 лет снимаем о них фильмы.
– Кто эти молодцы?
– К примеру, борец Роман Власов, сноубордист Сергей Лапушкин, другие новосибирские спортсмены. Несколько лет назад мы вели съёмки в детской школе греко-римской борьбы (благотворительный проект Александра Карелина. – И.Ф.), и я помню там в первых же кадрах крик стоял, гвалт: «Ромео, давай! Ромка, вперёд!» А Ромка – возьми да и стань чемпионом мира. Такой титул в Новосибирск, да и вообще в страну после Карелина принёс только он, Роман Власов. А мы снимали его, когда он был маленьким мальчиком. И Сергея Лапушкина, когда начинал кататься на обычной горке в центре города вблизи Оби, занимаясь в бесплатной секции для школьников. Сейчас все мы поздравляем его с блестящей победой во Франции на континентальных соревнованиях.
– Как Вы верстаете программы своих фестивалей?
– Задача перед кинодеятелями одна – пробудить то доброе, что есть в людях. Она и определяет, как пройдёт тот или иной фестиваль – будь то «Встречи в Сибири», которые я организую уже много лет, или совместный с новосибирским киновидеопрокатом показ лучших фильмов – игровых и документальных («Россия Сибирью сильна». – И.Ф.). Стараемся чувства добрые экраном пробуждать, если перефразировать знаменитые поэтические строки. Кроме зарубежных кинодеятелей, во всех наших фестивалях участвуют такие маститые российские режиссёры, как Юрий Шиллер – на нашем последнем фестивале мы показывали его художественную ленту «Воробей», Евгений Соломин – мастер из Новосибирска… Собираем цвет профессии! И рядом – талантливая молодёжь, которая учится у мэтров.
– Хочется разобраться в анатомии современного кино… В последнее время экран переполнен продуктом, вызывающим смятение, стресс. Откуда это берётся? Жизнь влияет на кино – или наоборот?
– Процесс обоюдный. Я бы даже сказала, обоюдоострый. Так устроен человек, его психика: всё, что показывается на экране, автоматически становится образом героическим. Антигероя нет. Он испарился! Идёт жизненный перекос, это очевидно. До чего мы дошли? Стало не модно быть отличником – ты «ботан». Стыдно жить на зарплату – значит, дурак. И выражаться нормальным языком не модно, в ходу – маты. Ладно бы только в подворотне, но они звучат уже и с трибун! Кино, в свою очередь, вырождается в снятые телефонами ролики, распространяемые по интернету. И человек невольно затягивается в эту воронку. Присоединяется к агрессии. Противостоять зачастую нет сил…
– Но как можно присоединить человека к агрессии, если он этого не хочет?
– Таково свойство кино. Оно построено на идентификации: ты отождествляешь себя с героем во время просмотра. По-другому кино не работает. Или ты присоединяешься к герою – или ты ему противостоишь. Профессионально сделанное кино или маленький бездарный «самопальный» ролик воздействуют одинаково: через эмоции, посредством создаваемых (или не создаваемых) ими образов.
– В таком случае традиционный вопрос – что делать?
– Я эту позицию для себя сформулировала давно. Надо «подмести планету»: устроить свою жизнь, заняться делом. Драйв – касается ли это спорта, политики, занятий бизнесом, творчеством или ремеслом – должен быть здоровым. И зарядить кино таким контентом, как сейчас принято говорить. В этом и состоит творческая задача. Пожалуй, ключевое слово, если говорить о нравственности в современном кино – здоровый образ. Эмоция должна быть созидательной, а не разрушительной. И в этом я с премьер-министром согласна. Вообще, мне близка государственная позиция. И не только потому, что корень моей фамилии – «даулет» – с восточных языков переводится как «государственный».
– Однако уже много копий сломано: Путин, дескать, внедрит такой кодекс в российский кинематограф – прощай творчество, будут только лубочные картинки наподобие «Кубанских казаков». На мой вкус, в таких лентах есть своя прелесть, но хочется узнать вашу точку зрения…
– Понимаете, государству необходимо быть сильным, здоровым, жизнеспособным и воспроизводить себя в лучших своих образцах. Иначе оно рассыплется. Лучшие образцы – нации, государства – воспроизводятся в искусстве: в мифах, историях, сюжетах. А если совсем другое воспроизводится с тупым постоянством и в большом количестве – мифы и герои, которые являются не сердцем, а простите за выражение, совсем другим местом государственного организма, – то колосс неизменно разрушится. Нация приходит к вырождению, когда нет образца самоидентификации: «Какой я? Какие люди вокруг меня? Кто мы и зачем?»
– А что бы Вы сказали с точки зрения обычного зрителя?
– Я бы сказала, что хочу смотреть фильмы про себя. Хочу увидеть на экране мне подобных и сопереживать им. И я разделяю позицию «образцового» нравственного кино – не в том смысле, что с экрана будут транслировать, как нам жить. А в том смысле, что в кино я увижу живых людей, своих современников, к которым мне хотелось бы себя причислить или, может быть, вступить с ними в диалог, мысленный спор. Однако я никак не хочу видеть на экране бесконечных монстров, мерзавцев с немотивированными поступками, разрушителей всего и вся. Так же, как и бездарные мелодрамы, сценарии к которым написаны циничными людьми, далёкими от искусства. Ничего этого я не хочу. Душе нечем питаться в таком кино. Простите за высокий слог, только эмоция – позитивная, очищающая – может спасти мир.
– Получается, отечественный кинематограф должен «расчищать» не столько умы, сколько сердца? А если кто-то не хочет менять отношение к жизни?
– Так ведь это дело полюбовное. Никто никого насильно к добру склонять не собирается. Сейчас речь о другом – об ответственности кинематографистов перед соотечественниками. Государство, как я понимаю, никого наказывать за «ненадлежащее исполнение нравственных обязанностей» не собирается.
– Цель ясна – нравственное кино. А как её добиться?
– Прежде всего, надо разобраться с жизненными установками. С мотивацией – что и во имя чего мы делаем. Если говорить лично обо мне, я вижу, что в воздухе сейчас витают варианты снять тот или иной фильм о жизни «как она есть»: со всей её грязью и миазмами. Но я этого делать не буду – мне противно. Вокруг, к глубокому сожалению, полно людей, запрограммированных жизнью на присоединение к агрессии. Почему это произошло – вероятно, тема отдельной беседы с одним из ваших политологов или даже психологов. В стране происходит борьба, и теперь уже ярко выраженная. И по нашей российской привычке – ещё с того времени, которое описывал Достоевский, – часть людей чувствует себя героями только в такой обстановке, в обстановке смуты. Социально внушаемые люди первыми попадают под воздействие моды. Их эмоциональная сфера готова: слишком много впихнули в нацию такого, что было далеко от морали, в том числе посредством кино. Сейчас снимает всяк, кому не лень – благо, техника позволяет. А в руках дилетантов камера – страшная вещь!
– Так ведь свобода!
– Свобода состоит в другом: она внутри тебя. А абсолютная свобода, как её понимают некоторые, приводит к показу насилия, эротики там, где они неуместны: например, в фильмах, рассчитанных на широкий показ, в том числе семейный. С экрана идёт насаждение грубых выражений, нецензурщины. Сценаристам хочется казаться оригинальными, режиссёры с этим соглашаются, и дальше – неконтролируемый процесс. Но должна вам сказать, в ведущих киноиндустриях мира на все эти вещи существуют негласные внутрицеховые запреты. Я много езжу, часто бываю за границей по долгу службы, так как наш фестиваль «Встречи в Сибири» имеет статус международного. Он и по сути таков. У нас бывают без преувеличения великие люди в гостях на берегу Оби – такие всемирно известные кинематографисты, как оскароносный монтажёр из Голливуда Алан Хейм…
– Вот и хотелось бы узнать у Вас – может ли быть перенесён на нашу почву бытовавший в 30-е годы прошлого века в Голливуде кодекс Хейса?
– Так называемый этический кодекс Хейса действовал в Голливуде не только в 30-е годы, но и потом, вплоть до 60-х. И это был неофициальный стандарт американской кинематографии. Подписавшие этот кодекс брали на себя обязательства не снимать безнравственные фильмы со сценами порнографии, насилия. И неплохо было бы, на мой взгляд, чтобы нечто подобное появилось у нас. Но ведь не введут! Не дошла наша художническая среда до того, чтобы принять и признать: нужно себя ограничивать. В основном требуют: не смейте нам указывать!
– Однако в качестве аргумента называют, например, фильм Пазолини «Смерть в Венеции», рассказывающем о трагической судьбе гомосексуалиста. Если бы на творчество этого гения наложили вето, то мир недосчитался бы одного из шедевров!
– А вы назовите мне хотя бы один талантливый российский фильм на тему гомосексуализма. Не припомните?! Есть вещи, до которых мы пока в нашем кинематографе не «доехали». У нас не рассматриваются сложные вещи с точки зрения искусства – только с точки зрения потрафить чьим-то извращённым вкусам, побаловать «клубничкой» или, наоборот, запретить. Российского Пазолини для таких тем и сюжетов нет. А появится – и кодекс Хейса не пригодится, уверяю вас.
– Кое-кого из Ваших братьев по цеху смущает, что кодекс чести им будто бы навязывают сверху…
– Снобизм, как и откровенная халтура – страшный грех для людей творческой профессии. Ведь почему ещё возмущаются – вдруг зарабатывать помешают? Но один раз ты пошёл на поводу у коммерческой конъюнктуры, второй… Бес искушает!
– Иногда поборники нравственности отождествляют «правильное искусство» с реализмом и «неправильное» – с авангардизмом. Почему это происходит?
– Сейчас всё как раз наоборот! Я заметила, что, как раньше «старички» ненавидели современное искусство, так сейчас часть кинематографической молодёжи, получившая возможность развиваться в современном мире, отказывает другим в праве любить реалистическое искусство, петь в сарафанах и играть на ложках. Самое смешное, что на Западе никто так оголтело себя не ведёт – не выступает с ружьём наперевес против реализма. А наши молодые кинематографисты под видом борьбы с отжившим сделали себе коммерческую профессию.
– И всё же, как Вы относитесь к протекционизму со стороны государства, если оно будет гарантировано на определённых условиях?
– Насколько я понимаю, тут уже речь идёт о государственном прокате. Пока он не будет восстановлен, можно сколько угодно говорить о нравственном и безнравственном кино. Коммерческий прокат живёт по своим правилам. Поэтому государственная поддержка, безусловно, нужна. Однако она не поможет фильму, если он не интересен. А интерес этот – категория коммерческая.
Скажу ещё одну крамольную вещь: той части «потерянного» поколения, которое, переживая «перестройку» и 90-е, утратило самоидентификацию, мы уже вряд ли поможем, они и не хотят нравственного кино. Им нужно «хлеба и зрелищ». Но 15-летние ещё не потеряны. И мы должны о них позаботиться.
Наша справка:
Элла Давлетшина – дипломант и участник многих кинофестивалей, в том числе международных. За «Ноктюрн» в 1995 году удостоена диплома фестиваля в Вероне (Италия). Лента «Есть ли жизнь на Земле?» получила главный приз «За лучший документальный фильм» на фестивале в Венгрии в 1996-м и специальный приз жюри международного фестиваля «Дакино» в Румынии. С картиной «Ретро» стала в 2001-м участницей финального мирового смотра лучших документальных фильмов в Кейптауне, годом позже получила главный приз на международном фестивале в Дьоре (Венгрия).
Источник: file-rf.ru
