В творчестве Леонида Леонова большое место занимает проблема конфессиональной разобщенности. Разумеется, его не интересует внешняя сторона дела: обрядовые нюансы, догматические тонкости и т.д. Он пытается на ментальных глубинах нащупать способы излечения национального недуга. Поиски Леонова воплотились в написании грандиозного романа «Пирамида».
Выделим сюжетную линию, связанную с одним из руководителей большевистской партии Тимофеем Скудновым и священником Матвеем Лоскутовым, главным героем романа, чьи взаимоотношения также определяются смысловой проекцией: староверие – никонианство. Скуднов «был русый и огромный детина, чистокровной северной породы». Сплавщик леса, он в кожаной комиссарской куртке прошел Гражданскую войну, заработал «репутацию всенародного человека». Но одна черта в его описании, как правило, упускается из виду – «кондовое староверческое происхождение».
Леонов не скрывает симпатии к Скуднову, обладавшему «общеизвестной радушной простотой». Жизнь этого человека, достигшего большевистского Олимпа, как и ранее, отличали бытовая непритязательность и равнодушие к роскоши; он проживал в скромном переулке, в обыкновенном жилом доме, только потолки в квартире были повыше. А его выступления больше напоминали «исповедание веры и преданности». Можно сказать, что именно личность Скуднова олицетворяет дух раскола, который наглядно продемонстрировал «бессилие меча и кнута против избранной правды духовной». В общем, проводя староверческую линию (т.е. описывая Скуднова), Леонов вполне верен себе.
Однако в том, что касается противоположной стороны – официального православия – то в «Пирамиде» появляются серьезные новации. Они связаны с образом священника Матвея Лоскутова. Этот поистине необычный персонаж совсем не напоминает попа или иерарха никонианской церкви – неизменных объектов иронии и сарказма для Леонова.
Пожалуй, он впервые благоволит священнической особе – и, как мы увидим, неслучайно. У отца Матвея подлинно народное происхождение, что называется, из низов; он начинает трудиться с двенадцати лет. Его мужицкий облик, его вятскую речь, сохранившиеся на всю жизнь, дополняли крупные и тяжелые, «в порезах и поколах чернорабочие руки, а пуще всего вопиющая житейская неумелость». Вся известная его биография «полностью исключала в качестве движущих побуждений какую-либо корысть, равно как и бытовавшую у иных псевдосвятых тщеславную гордыню – самому просиять в сонме праведников».
Итак, в «Пирамиде» отмечено нечто общее, то, что объединяет служителя РПЦ и людей, вышедших из староверия (в «Русском лесе» на это нет и намека). Чем больше мы узнаем об отце Матвее, тем лучше понимаем леоновский замысел. Принципиальная черта Лоскутова (помимо простого происхождения) – его отроческое увлечение староверческими книжками, начитавшись которых он «возымел жгучее влеченье к странничеству по святым обителям…».
Болезненный склад помешал ему осуществить задуманное, и он оказался в лоне РПЦ, в своем родном Вятском крае. Интересно, что после перевода из Вятки в Первопрестольную отец Матвей оказывается не в каком-нибудь из известных приходов, а в древнем храме Старо-Федосеевского кладбища, основанного при Екатерине II. Это глубоко символично, так как в действительности такого никонианского прихода никогда не существовало.
Московское Преображенское кладбище, организованное староверами федосеевского согласия при той же Екатерине, стало центром русской беспоповщины, и там в принципе не могло быть никаких священнических особ. Получается, служение отца Матвея происходит в вымышленном приходе, основанном староверами-беспоповцами.
Одна из сюжетных завязок «Пирамиды» – знакомство Скуднова с отцом Матвеем. На исходе Гражданской войны Скуднов устанавливал новую власть в Вятском крае и прибыл взрывать очередную церковь. Служивший в ней отец Матвей с криком буквально повис на его руке, не давая рвануть заминированный храм (после взрыва стены были сильно повреждены, но выстояли).
Скуднов решил выяснить, кто этот странный человек, и посетил отца Матвея дома: «Еще с порога, держась за притолку, посетитель взглянул на хозяина с особой пристальностью; переглядка, из глаз в глаза, послужила парольным согласием для предстоящего общения». Оба, сразу ощутив общее простонародное происхождение, расположились друг к другу; появилась бутылка первача, без чего не обходились на Руси встречи с рассуждениями о самом главном.
На этот раз встреча двух ветвей православия прошла тихо: разошлись на рассвете без сговора и даже без рукопожатья. И хотя многое осталось непроизнесенным, стало ясно, что между ними есть еще одна общая черта – искренняя вера в то, что они делают: «оба они, священник и комиссар, одинаково ощущали роднившую их, саднящую боль, порожденную исторической трещиной на национальном монолите…».
Для Леонова преодоление конфессионального разлома не зависит от благих пожеланий, в коих никогда не ощущалось недостатка; оно возможно, только если главным становится «дело» для народа, а не «дела» – за счет народа. Именно это роднит отца Матвея со Скудновым и отдаляет их обоих от иерархов РПЦ. В самом деле, что общего у этих леоновских героев с благообразным попом, который, обозревая пышную похоронную процессию одного богатея, восхищенно бормотал: «красота-то какая, Господи, и сколько же денег сюда вложено».
Чтобы церковь отвечала своему высокому предназначению, ей необходимо испробовать народного лекарства, приготовленного по староверческому рецепту, и тогда все негодное, испорченное отпрянет от нее: и карьерные архиереи, и православные бизнесмены, которые видят в проходимцах в рясах партнеров по «утряске» со Всевышним некоторых нюансов разграбления нашей земли.
Источник: Александр Пыжиков
Как-то само собой образовалось хобби
Наверняка Юрий Буйда или, если он меня читает, условный Немзер скажет, что я ничего не понимаю в литературе, но я действительно очень люблю писателя Леонова. Наверняка кто-нибудь подумает, что я полюбил писателя Леонова после книги Прилепина, но у меня есть документальное свидетельство (мое интервью Прилепину 2007 года), показывающее, что Леонова я любил еще тогда, когда это совсем не было модно (это и сейчас не модно, кстати; это плохо).
Собственно, о существовании писателя Леонова я узнал, когда мне было 7 лет и когда мне в руки попал вот этот номер "Роман-газеты":
Там было написано, что Леонов великий писатель, и я поверил и даже честно попробовал прочитать, но можно догадаться, получилось у меня или нет. Но я все равно запомнил фамилию и обозначение - великий писатель.
Потом я был молодой сталинист, и любил читать советские книжки, и Леонова, конечно, тоже полюбил, прежде всего "Русский лес". Этот экземпляр мне подарила Настасья Лотарева года два назад на день рожденья:
Сейчас я его боюсь перечитывать, потому что это, конечно, самый большой компромисс Леонова со сталинизмом, и это не очень хорошо. Но книга, хоть и с кучей нюансов, неплохая, а лекция Вихрова - вообще гениальная вещь.
Лет в 18 я купил и прочитал "Пирамиду" - сейчас как раз пытаюсь перечитать, и пока за месяц дошел только до 300-й страницы. На каникулах дочитаю, наверно:
После книги Прилепина Леонова стали робко переиздавать, и я даже стал покупать новые переиздания, но потом не выдержал и купил десятитомник 1981 года, чтобы иметь под рукой сразу всё (большую часть я прочитал тогда же, в 17-20 лет - воспринимая Леонова именно как очень хорошего писателя сталинских времен):
Из такого же, но библиотечного, десятитомника, кстати, я в 11 классе ксерокопировал статьи Леонова, которые мне казались лучшей публицистикой на свете - сейчас я менее категоричен, но все равно он круто писал и статьи тоже.
Так вот, купил десятитомник, и вот после этого внезапно началось хобби. Вот это "Соть", пьесы и статьи в издании 46 года:
Это - первое издание "Бегства мистера МакКинли", по которому потом Швейцер снимет фильм, и Высоцкий в этом фтльме будет петь "Вот твой билет, вот твой вагон" - сейчас, я думаю, это самая известная песня Высоцкого:
Это - "Евгения Ивановна" 64 года, издание не первое, но одно из.
"Евгения Ивановна" была моя любимая книга Леонова, пока я не прочитал "Дорогу на океан":
Кто общается со мной лично, тем я наверняка рассказывал (да и в ЖЖ писал) много раз об одной главе "Дороги на океан", в которой содержится полный пересказ фильма "Меланхолия", причем я уверен, что Триер Леонова читал.
"Скутаревского" я читал в рамках юношеского сталинизма, помню обороты типа "он кричал из бороды как из леса" и "поглаживал бороду как толстого кота". Дочитаю "Пирамиду", буду перечитывать "Скутаревского" уже как роман про русского Теслу - Скутаревский же занимается беспроводной передачей электричества на расстрояние:
Ну и чем отдельно горжусь - первое издание "Деревянной королевы", психоделическая история про шахматиста, который влюбился в ферзя:
Прилепин писал, что первое упоминание о Леонове у Горького (потом Горький о Леонове скажет Сталину, что вот этот парень имеет право говорить от имени русской литературы) - в каком-то письме, Горький пишет, что не читал, но судя по всему - какой-то мажорский обсос, при этом - зять Сабашникова, поэтому книги его красиво издаются.
Собственно, это я к чему. Если кто-то хочет мне что-нибудь подарить на Новый год - дарите Леонова в каких-нибудь хитрых изданиях. Особенно интересуют довоенные издания "Барсуков" и "Вора", особенно "Вор" - в довоенной версии я его не читал никогда.
Ну и вообще - имейте в виду писателя Леонова, если попадет в руки - читайте. По соотношению качества и недооцененности он, мне кажется, уникальный автор, второго такого нет.
Если я научил вас любить Стаса Михайлова и Юникло - почему я не смогу научить вас любить Леонова?
Источник: kashin.livejournal.com
